Главы Апокалипсиса. Начало

Длинный летний день близился к вечеру. Хотя часы и показывали половину четвертого, уже заметно потемнело. Я успел дойти только до маргаринового завода, когда меня чуть не сбил еще один бешеный водитель; машину последнего, впрочем, как и его самого, я обнаружил минут через двадцать смятыми в гармошку. Водитель не справился с управлением и, то ли от чего‑то уклоняясь, то ли что‑то объезжая, со всего маху врезался в уцелевший угол не уцелевшего дома. Затихший жалобный сигнал стал ему отходной молитвой.

Помянем же всех, погибших за эти бесконечные трое суток…

Добравшись до кладбища, находившегося рядом с кинотеатром «Мир», я обнаружил, что и давно усопшим покойникам тоже досталось сполна. Деревья валялись в полном беспорядке, вырванные с корнями, в переплетении которых кое–где виднелись давно сгнившие доски и лохмотья. Подойдя к одному такому корню, я понял, что это были остатки гроба.

Деревья сажали на могилах издревле. Считалось, что это посредник между мирами – своеобразная дорога, мост, лестница, по которой можно перейти в потусторонний мир или в мир богов. Вот корни таких посредников и проросли через гробы и сейчас, не желая расставаться со своими давно почившими клиентами–путешественниками, даже после собственной смерти не выпускали их.

Разыскав более–менее свободное место, я обустроился между двух устоявших памятников и, предварительно удостоверившись в прочности последних, натянул гамак. Идти дальше сегодня не имело смысла, центр города был уже совсем близко, а сил не осталось. Желудок давно давал о себе знать недовольным урчанием, поэтому, повозившись около часа с консервной банкой, коих у меня было аж целых три, я с удовольствием накормил нас обоих тушенкой, снабдив все добрым литром минералки.

Сытно рыгнув, уставившись на футуристические очертания разрушенной церкви, укутанные, словно саваном, желтой пеленой, я залез на гамак. Трубу расположил на памятниках. Стало удобно лежать – я перестал раскачиваться и взялся за нее как за поручень, вернее обнял двумя руками…

Полежав минут двадцать, я понял, что не хочу, а, точнее, не могу спать. Но нужно было набраться сил – се ля ви и ничего с ней не поделаешь… Еще через полчаса я храпел – впал в странное состояние, когда спишь, но не полностью: часть тебя находится в мире снов, а часть все еще пытается заснуть, поэтому все ощущения двояки, все вокруг слышно, но глаза открыть без особой на то причины уже нереально. Так вот, я храпел и слышал самого себя, а также все, что происходило вокруг.

Глава 4

Через некоторое время ко мне пришли странные сны…

Мне десять лет. Я стою в парке пятидесятилетия, где‑то на стадионе идет какой‑то важный международный матч. Я достаю складной ножик и начинаю кидать его в сплетенные корни старой вековой сосны. Потом у меня в руке оказывается топор и я начинаю кидать уже его. Причем я понимаю, что мне жалко дерево, но оно постепенно превращается в олицетворение зла и я с ним сражаюсь. Вдруг что‑то заставляет меня повернуться. Я вижу лейтенанта в форме времен второй мировой войны под руку с девушкой, одетой в платье времен шестидесятых. Они говорят мне: «Мальчик, матч уже начался, тебе пора идти дальше»… Я проваливаюсь в темноту…

Руины города… Минск…

Я нахожусь в каком то другом, незнакомом мне городе… Вспоминаю Москву времен моего детства… Может, уехать в Минск? Там люди чище и добрее. Просто город никто не любит, поливают его грязью, а он так же стар, мудр, красив и переживет еще несколько поколений живущих в нем муравьев, что бы они с ним и в нем не делали.

Снова руины города. Универмаг Беларусь, Турист…. Мы с братом от кого‑то убегаем… Это терминатор… Нам надо оружие…

— Спаааасиииитеееее!

В развалинах универмага зажата кассирша, вся бледная от страха и потери крови. Мы пытаемся ей помочь, но ничего не получается, мы просим у нее какое‑нибудь оружие. Она дает нам биту и дробовик… Обещаем вернуться и помочь…

Мы, отстреливаясь, убегаем… Сзади нас настигает Арнольд Шварценеггер с металлическим лицом и надписью: «Лучшему губернатору. Посмертно». В руках у меня дробовик Дюка Нукема…

Просыпаюсь…