Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна

10 июня в Москву прибыли любимцы Самозванца боярин Басманов, князья В.В. Голицын и В.М. Рубец Мосальский, дворянин М.А. Молчанов и дьяк А.В. Шерефединов. Они низложили и сослали из Москвы престарелого патриарха Иова. Затем в сопровождении трех стрельцов пришли к месту заключения Годуновых (Басманов уклонился от участия в этом грязном деле). Царицу Марию Григорьевну убийцы удавили достаточно быстро, но юный царь Федор оказал им отчаянное сопротивление: «Царевича же многие часы давиша, яко не по младости дал Бог ему мужество». Наконец его одолели. Князь В.В. Голицын объявил народу, что царь и царица «от страстей» приняли яд. Красавицу царевну Ксению, несчастливую невесту иностранных принцев, убийцы пощадили. Ее ждала печальная участь наложницы Самозванца, а затем – монашеский клобук.

Федора Борисовича похоронили на погосте Варсонофьевского монастыря, а в сентябре 1606 года его прах перенесли в Троице-Сергиев монастырь.

Царь Дмитрий (Лжедмитрий I)

около 1581-1606

По одной из версий, Лжедмитрий – галичский дворянин Юрий Богданович Отрепьев, сын стрелецкого сотника Богдана Отрепьева, монах-расстрига. В 1602 году бежал из России в Речь Посполитую. Оттуда с войском пересек русскую границу. Выдавал себя за чудом спасшегося царевича Дмитрия, погибшего в 1591 году в Угличе.

20 июня 1605 года «царь Дмитрий Иванович» вступил в Москву. Он обладал весьма примечательной, но непривлекательной внешностью: «Возрастом (ростом) мал, груди имея широки, мышцы имея толсты. Лице ж свое имея не царского достояния, препросто обличие имяху». Другое описание дополняет: «Обличьем бел, волосом рус, нос широк, бородавка подле носа, уса и бороды не было, шея коротка».

«Новый летописец» сообщает, что многие москвичи опознали беглого инока и «плакали о своем согрешении», но ничего не могли поделать. Итак, с первого же появления в Москве в качестве царя Отрепьев был узнан. Пока москвичи воочию не видели претендента на престол, они, охваченные общим порывом, верили в его «истинность».

Драматизм ситуации заключался в том, что жители Москвы свергли царя Федора Борисовича Годунова, которому приносили присягу, целуя крест, а измена крестному целованию считалась одним из страшных грехов. Впрочем, в первые месяцы правления Лжедмитрия I сомнения в его царском происхождении овладевали лишь теми, кто знал когда-то Григория Отрепьева.

После встречи на Красной площади Лжедмитрий отправился в Успенский собор, где кланялся московским святыням, а затем – в Архангельский собор, где произнес патетическую речь над гробами Ивана Грозного и Федора Ивановича.

Важнейшим событием для Самозванца стала его встреча с мнимой матерью – Марией Федоровной Нагой, в иночестве Марфой. Ее было приказано доставить из Никольского монастыря на Выксе, где опальная царица-инокиня находилась в ссылке. Встреча произошла в селе Тайнинском, куда Лжедмитрий выехал навстречу Марфе. По свидетельству современников, они обнялись и плакали как мать с сыном. Что стояло за этой сценой, и что творилось в душе царицы-инокини, мы никогда не узнаем.

Вскоре после вступления Лжедмитрия в Москву были обвинены в подготовке мятежа наиболее знатные бояре – князь Василий Иванович Шуйский и его братья. Только ходатайство царицы Марфы Нагой спасло Василия Шуйского от смертного приговора, замененного ссылкой. Этим Лжедмитрий I нажил себе опаснейшего врага. Совершая одну ошибку за другой, новый царь и не собирался идти навстречу ни боярам, ни москвичам, ни своим польским друзьям и покровителям.

Никогда еще москвичи не видели в столице такого количество поляков и литовцев – приверженцев католичества, которых часто называли «погаными». Возмущала горожан и заносчивость казаков, которые чувствовали себя победителями и веселились в московских кабаках, пропивая государево жалованье. Однако более всего шокировало москвичей поведение самого Лжедмитрия. Новый царь разительно отличался от своих предшественников. Ночные похождения расстриги, к которому, согласно И. Массе, приводили красивых девиц, женщин и монахинь, также вскоре получили широкую известность, равно как и его насилие над Ксенией Годуновой. По-видимому, как и Иван Грозный, Лжедмитрий не чуждался содомии, сурово осуждавшейся в московском обществе. Самозванец не боялся грубо ломать установившийся дворцовый церемониал, пренебрегал всеми правилами и установлениями, без которых немыслима была жизнь русских государей. Самодержец, например, не спал после обеда, как было принято, и не соблюдал церковных постов.