Глаз всеобъемлющий

«Мама, холодно спать одному…»

Мама, холодно спать одному,подоткни одеяло.Перебираю невидимую бахрому.Говорю что попало.Всё пропало! Мои корабли…Жертвы больше добычи.Мама, мама, скорее меня полюби!Смотрит небо, набычась.Я в другую палату хочу.Нет, не дом, а больница!Покажите меня дорогому врачу,он не будет лениться…Знаю, мы – снова дети в бреду,есть у каждого тайна.Я с кровати своей никуда не сойду,с корабля без капитана.

Магеллан

В створ распахнутых лобных долей

я прошел в океан безумья.Имбирь и перец моих кораблейне уместятся в ваши трюмы.Я беру на себя пряный груз,принимаю на грудь волны страха…Я сойду с ума – и вернусь:место занял лентяй и неряха.Если скажешь: «секстан» и «расчёт»,он услышит: «сектант» и «просчёт»,если спросишь про курс и мили,«сколько-сколько? – скажет, – промилле?»Пряный капер от запахов пьян,сеет хаос лентяй и неряха.Ну зачем секстан, капитан,если курс – за столпами праха?Не вернуться эскадре домой,людоеды ждут адмирала.Гвоздика, шафран и кардамонтлеют в бочках, разбитых о скалы.

«Над фаянсовыми горами…»

Над фаянсовыми горамиоблаков фарфоровый звон,юго-западный режет гранина сыром матерьяле волн.Изразцовая роспись лесаоблила пропечённый утёс,а на пробковом дубе нарезытерракотовый держат лоск.Открывает ракушечный каменьдревней лепки суровый стиль,открывается под ногамиремесло первородных сил.

Край Европы

Горы приняли позу покорности,подползая лакать океан,и теперь подаяньем прокормятсянабегающих облачных стран.Ухмыляются битыми мордами,пьют штормов кислородный раствор –

и цветёт под циклонными ордамиоперенье миндальное гор.Повторяясь, клубится империя,месит волны воздушные гром,а над ней страусиными перьямистратосферный играет объём.Необъятная площадь истории –вод и воздуха круговорот,в океанском бульоне настоената слеза, что меня прошибёт.Океан – вот мое человечество,жизнь на меньшее не поддалась.Обнимает волна, пена светится.Принимаю верховную власть.

«По брусчатке площади…»

По брусчатке площадилошадь бьёт копытом,в городке старинномшапито открыто.Вырос купол новый,

по краям углы,не собор суровый –готика игры.Молодеет город,лев рычит за аркою.Утоляет голодзрелище из Африки.Снова, как когда-то,кормится неволейгородок, богатыйокеанской солью.Здесь перед соборомпродавал рабоввождь конкистадоров –добытчик-людолов…Оживают пристани,вяжут лапы льву –в шапито с туристамиденежки плывут.

Осень в Цхинвале