Глаза дракона

«Деннис! — Пейна выпрямился в кресле, поморщившись от боли, вызванной резким движением. — Что-нибудь случилось с королем?» — ужасные предположения разом всплыли в мозгу судьи — король мертв, упился до смерти или покончил с собой; все в Делейне знали, что он постоянно не в духе.

«Нет, это… да… но нет… не то, что вы думаете… не совсем.»

«Иди и сядь к огню. Арлен, не стой как столб! Принеси одеяло! Нет, два! Укутай его, пока он не замерз до смерти!»

«Да, мой господин», — сказал Арлен. Он не стоял как столб, а ждал распоряжений, но не обиделся, понимая волнение хозяина. Он взял два одеяла с собственной постели — остальные два лежали на постели самого Пейны, — и укутал ими юношу, осторожно, чтобы они не вспыхнули, нечаянно попав в огонь. Иней на волосах Денниса таял и тек по щекам, как слезы.

«Теперь чаю. Крепкого!»

«Мой господин, у нас осталось всего полпачки…»

«Плевать, сколько у нас осталось! Завари чашку для меня и чайник для него. И себе тоже, а потом возвращайся сюда и слушай».

«Мой господин?» — тут уж Арлен не смог скрыть изумления.

«Черт возьми! Ты что, такой же глухой, как я? Брось прикидываться и делай, что я сказал!»

«Да, мой господин», — и Арлен пошел заваривать чай.

Глава 83

Пейна вовсе не забыл искусство допроса, как бы ему не хотелось этого долгими бессонными ночами. Но когда Арлен вернулся с чаем, его хозяин задавал Деннису какие-то странные вопросы. Он спросил о здоровье матери; потом о том, борются ли в замке с сыростью; поинтересовался видами на урожай — словом, тщательно обходил все опасные темы. Мало-помалу Деннис оттаял и успокоился.

Арлен налил ему чаю, и Деннис проглотил половину одним глотком, потом отдышался и вторым глотком проглотил остальное. Невозмутимый, как всегда, Арлен подлил ему еще.

«Полегче, мой мальчик, — предупредил Пейна, раскуривая трубку. — Полегче с горячим чаем и норовистыми лошадьми».

«Холодно. Я думал, не дойду».

«Ты шел?» — Пейна не смог скрыть удивления.

«Да. Мать сказала во дворце, что я подхватил грипп. В это время года такое часто бывает. А я шел целый день. Не решился взять лошадь, не знал, что это так далеко, а то бы взял. Я шел с трех часов дня, — он замялся, потом выпалил. — И я не вернусь! Не вернусь никогда! Я видел, как он смотрел на меня, когда я уходил. Он знает, что я что-то видел, хотя не знает что. Я до сих пор вижу его глаза — узкие и темные, как ночь! Если я вернусь, он вырвет это из меня, я уверен».

Пейна смотрел на юношу, нахмурившись, и пытался понять, что означает эта речь.

Деннис уже чуть не плакал:

«Я говорю о Фле…»

«Тише! — оборвал его Пейна. — Я знаю, о ком ты говоришь, и лучше не произноси его имя вслух. Расскажи толком, что случилось».

«Да. Да, конечно».

Деннис помедлил, собираясь с мыслями. Пейна терпеливо ждал, хотя его волнение нарастало.

«Видите ли, — начал наконец Деннис, — три ночи назад Томас приказал мне остаться на ночь у него, как он это часто делает. И вот около полуночи…»

Глава 84

Деннис рассказал все, что вы уже знаете, и, к его чести, не умолчал и о собственном страхе. Пока он говорил, ветер выл снаружи, не умолкая, а пламя в очаге разгоралось все ярче. Все оказалось еще хуже, чем думал Пейна. Питер не только отравил короля; Томас видел, как это произошло.

Неудивительно, что молодой король так мрачен. Быть может, слухи о том, что он сходит с ума, не так уж беспочвенны, как казалось Пейне.

Но пока Деннис наливал себе еще чаю, Пейна подумал: что-то здесь не так. Если короля отравил Питер, то почему Деннис здесь? И почему он так боится Флегга?

«Ты слышал еще что-то».

«Да, господин, — сказал Деннис, отхлебывая из чашки:

— Томас… он вдруг начал кричать. Мы были вдвоем в этом темном коридоре».

Он замолчал, не зная, как передать ужас того момента, когда рядом с ним кричал Томас, а внизу глухо лаяли собаки. Как рассказать про запах этого места — запах старых, жутких тайн, кислый, как запах испорченного молока. Как сказать о страхе, охватившем его, когда он услышал, что кричит Томас.

Он снова и снова повторял имя чародея и умолял короля не пить из кубка. Потом: «Что ты уставился на меня?!» И после: «Я принес вам бокал вина, чтобы доказать, что я тоже люблю вас». И наконец, слова, которые Питер тотчас бы признал; слова четырехсотлетней давности: «Это Флегг! Флегг! Это Флегг!» Деннис выронил из рук чашку. Все трое молча смотрели на осколки.

«А потом?» — спросил Пейна очень тихо.

«Потом он долго молчал. Мои глаза привыкли к темноте, и я смог его разглядеть. Он спал… спал возле этих двух дырочек, уронив голову на грудь».

«Долго это продолжалось?»

«Не знаю, господин. Собаки затихли, и я, быть может… я…»

«Тоже заснул? Очень может быть».

«Потом он, похоже, проснулся. Во всяком случае, глаза у него открылись. Он закрыл панели, и опять стало темно. Он пошел к выходу, и я прижался к стене, и его ночная рубашка… она задела мое лицо».

Он поморщился, вспомнив это ощущение, похожее на прикосновение липкой паутины.

«Он вышел, и я за ним. Дверь закрылась, и осталась ровная стена. Потом мы вернулись в его покои».

«Вас кто-нибудь видел?»

«Никто, господин главный судья».