Глаза Элизы

Лео жаждал отомстить Тоби за отца, убитого Облезлыми. Но когда он узнал, что Тоби отнял у него Элизу, гнев его превратился в испепеляющую ярость. Тоби был обречен.

Лео издал грозный вопль, и все вокруг задрожало. Эхо вернуло ему крик, словно бумеранг. Испуганная луна спряталась за пепельно-серым облаком. В несколько прыжков Лео достиг середины склона. Но Тоби исчез. Его нигде не было видно. Озираясь, Лео крутился на месте, не выпуская из рук бумеранги.

Тоби упал на Лео со скоростью ветра. Обхватил его руками и ударил ногой под коленками. Оба упали и покатились вниз по склону.

Сверху на поединок смотрела девушка — Мая Ассельдор.

Одежда на ней висела клочьями, руки и ноги были в царапинах и ссадинах, у нее не осталось сил даже на шепот.

Видя, с какой яростью сцепились противники, она поняла, что один из них сегодня погибнет.

Разомлев в тепле очага, Элиза задремала.

Но сквозь пелену подбирающегося сна вдруг различила и другое тепло — тепло материнской руки. Наверное, она заснула у мамы на коленях, и теперь мама гладила ее по голове. Так бывало давным-давно, в детстве, она почти забыла это чудесное ощущение и теперь наслаждалась им, будто впервые…

И тут до нее дошло: происходит нечто важное. Мальчики спят. За окном розовеет небо. Элиза почувствовала теплый шепот возле уха.

— Я никогда не говорила с тобой о твоем отце, — прошептала Иза.

Элиза затаила дыхание.

Иза начала свой рассказ.

Она рассказала о жизни среди трав, о появлении Мотылька, об их бегстве…

Элиза слушала. Ей казалось, что тело помнит покачивание в долгом путешествии, которое она совершила в животе матери. Она услышала смех отца. Элиза точно знала, что слышала его смех. Слышала, а не воображала, не видела во сне…

— У твоего отца до нас была другая жизнь. Он хотел, чтобы мы жили с ним на Дереве. Его жена умерла за два года до нашей встречи. Он мало о ней рассказывал.

Элиза слушала мать с закрытыми глазами. Ей вдруг стало легче дышать. Оказывается, внутри нее был узел, и теперь он развязался. Распахнулись ставни, и хлынула жизнь. Все внутри осветилось.

Слушая рассказ о том, как отец погиб уже на ветвях Дерева, Элиза расплакалась… Но ее печаль была светла. Умерший отец не перестает быть отцом. Его можно любить, им можно восхищаться. О нем можно плакать.

— Он бился до последнего, — продолжала Иза. — В него летели стрелы, но он продвигался вперед. Откуда летели эти стрелы, я так и не узнала.

Элиза теснее прижалась к матери.

— Кто мог продолжать стрелять в уже раненого человека? Он умолял меня бежать. И я послушалась. Из-за тебя, Элиза. Ты спасла мне жизнь. Ты уже жила у меня в животе.

Элиза открыла глаза. На ладони у мамы лежал небольшой овальный портрет.

— Посмотри, это твой папа.

Иза держала портрет Мотылька.

Элиза взглянула на него и снова почувствовала дуновение свежего ветра. Из-под тонкого слоя лака папа смотрел на нее как живой. Он не улыбался, но был счастлив.

Между живыми и мертвыми лишь тонкая преграда. И затуманивает ее горе.

Вдруг из-за спины Изы протянулась рука и выхватила портрет. Следом послышался всхлип и нечленораздельное бормотание.

24

Речь немого

Плюм лежал в дальнем углу разноцветного дома. Обеими руками он сжимал портрет Мотылька.

И говорил.

Элиза вслушивалась в его бурчание.

Немой Плюм говорит!

Нет, это были не фразы, не слова, а поток звуков, из которого можно было выудить отдельные слоги. И еще интонация. Плюм оправдывался. Оправдывался, что-то настойчиво повторяя и не выпуская портрета из рук.

Опомнившись от удивления, Элиза подошла к Плюму. Возле него уже сидел разбуженный странными криками Мо. Он тихо уговаривал немого:

— Успокойся, Плюм. Послушай меня…

Когда Мо протягивал к нему руку, Плюм начинал что-то лихорадочно твердить, произнося что-то вроде «неябил, неябил».

Элиза попросила Мо оставить ее с Плюмом наедине.

— Неяу-у-убил, — снова повторил Плюм.

Элиза попыталась разделить длинное слово на несколько.

— Не я убил? — переспросила она.

— Не я, не я, — торопливо подтвердил Плюм, мотая головой.

— Не убил кого?

— Не убил его.

И он показал на зажатый в руке портрет.

— Не ты его убил? — переспросила Элиза.

— Не убил, — выговорил Плюм, продолжая изо всех сил мотать головой.

— Я верю тебе, Плюм, — сказала Элиза. — Я тебе верю. Я знаю, что не ты его убил.

Иза и Мо внимательно слушали их разговор. Они видели, как Элиза положила руку на руку Плюма. Сделав небольшую паузу, она повторила:

— Плюм не убивал.

Плюм задышал ровнее.

— Плюм не убивал, — тихо повторяла Элиза. — Плюм не убивал.

И так же тихо спросила:

— Плюм видел?

Изу заколотила дрожь. Плюм снова принялся твердить:

— Не убивал, не убивал…

Элиза слушала его молча. Она ждала, когда снова можно будет задать вопрос. Плюм знал, кто убил. Плюм все видел. Плюм был свидетелем смерти Мотылька. Быть может, один и тот же человек исковеркал жизнь Плюма, лишив его речи, и отнял жизнь Мотылька, поломав судьбу Изы и Элизы?

Дав Плюму возможность успокоиться, Элиза опять спросила:

— Кто убил?

Плюм задрожал и закрыл лицо руками.

— Не убивал, — жалобно простонал он.