Глаза ребёнка

Никаких итальянских галстуков, никаких двубортных пиджаков или выглядывающих из нагрудного кармана носовых платков. Он не мог избавиться от тревожного чувства, что выглядит неестественно и даже нелепо. Защитная мина угодливо-приторной вежливости, которую он изображал на лице по настоянию Кэролайн, только усугубляла унижение, испытываемое от того, что он предстал перед судом по обвинению в предумышленном убийстве и теперь целиком зависит от искусства Кэролайн и от непредсказуемости дюжины незнакомцев, чьим причудам он должен потакать всем своим видом и каждым жестом. В глубине души Крис все еще не верил, что Рикардо Ариас оказался способен подвергнуть его такому испытанию.

Разумеется, приятно сознавать — не без горькой иронии отметил он про себя, — что его материальное положение позволяет ему раскошелиться, дабы заручиться превосходной защитой в лице Кэролайн Мастерс и детектива Джонни Мура, скромно сидевшего сейчас у него за спиной. Однако в зале не было ни Карло, ни Терри: по ходатайству Виктора Салинаса судья Лернер запретил им как потенциальным свидетелям присутствовать на заседаниях.

Салинас сидел, с нарочитой небрежностью развалясь вполоборота в кресле, и, держа руки в карманах, разглядывал собрание кандидатов в присяжные. От внимания Паже не могло ускользнуть, что это спокойствие напускное: Салинас лихорадочно прикидывал, какой будет скамья присяжных по этническому признаку и как добиться избрания такого состава суда, члены которого, движимые предубеждением или личными пристрастиями, вернее всего, признали бы Паже виновным в совершении тяжкого убийства первой степени. Им предстояло разыграть шахматную партию, где ничья невозможна, — Виктору, так же как и Кэролайн, предстояло на основе собственной интуиции и собственных познаний в области социологии, социопсихологии и теории рас отсеять неугодных им кандидатов, чтобы в конечном счете из восьмидесяти осталось только двенадцать.

Внешне процедура выглядела простой: бейлиф одновременно приглашает на скамью присяжных двенадцать кандидатов, и судья Лернер задает им вопросы с целью установить уровень компетентности и способность сохранять полную беспристрастность во время процесса. В случае явной невозможности для кандидата отправлять обязанности присяжного по данному делу Лернер может самостоятельно принять решение об отводе кандидатуры. Об этом же могут ходатайствовать — по имеющимся у них основаниям — Кэролайн как представитель защиты и Салинас со стороны обвинения. Но подлинное искусство заключалось в умении использовать право безусловного отвода без указания причины. По процедуре стороны могли двадцать раз воспользоваться такой возможностью, причем в любое время до того, как кандидат включался в списки присяжных. Пользоваться этим правом следовало крайне осторожно. Паже неоднократно был свидетелем того, как сторона защиты, израсходовав все отводы, вынужденно соглашалась на избрание чудовищного присяжного, навязывавшегося ей обвинением, что в дальнейшем приводило к вынесению обвинительного приговора. Было очевидно, что Кэролайн придется нелегко: первая партия приглашенных на скамью присяжных, среди которых преобладали молодые мужчины — выходцы из Латинской Америки, вряд ли отвечала ее ожиданиям.

— Ну что же, — произнес Лернер тонким пронзительным голосом, и в зале мгновенно установилась тишина. Он обратился к первым двенадцати кандидатам: — Как вам известно, мы разбираем дело обвинения против Кристофера Паже. Ответчик Кристофер Паже обвиняется в совершении убийства Рикардо Ариаса. Ни суд, ни адвокаты никоим образом не желают смутить вас или сбить с толку. Единственная наша цель сейчас — выяснить, способны ли вы справедливо и непредвзято рассмотреть это дело.

Кэролайн коснулась руки Паже, словно желая приободрить его. Однако он понимал, что Мастерс должна совершить нечто большее, нежели просто отобрать объективных присяжных. Она должна найти среди кандидатов тех, кто вынесет оправдательный приговор человеку, который отказался давать показания в свою защиту.

— Прежде всего, — сказал Паже, — Салинас должен представить неопровержимые доказательства того, что это не самоубийство. Если он не в состоянии сделать это — я свободен.