В круглой оправе горизонта, на фоне зеленовато-серого, как бы мелкозернистого, неба белели крупные облака — кристаллы с разъеденными гранями. Заходящее солнце подсвечивало их снизу. Каждое облако проходило целую гамму оттенков — от бледно-лилового и розового до соломенно-желтого и пурпурного. Возле солнечного диска облака светились и плавились…
Кто-то изумился своему открытию:
— Как шлиф под микроскопом!
Шлиф — тончайший срез камня. Он так тонок, что просвечивает насквозь. Покоится между двух стеклянных пластинок. Чудеса начинаются, когда рассматриваешь шлиф при помощи простого устройства, изобретенного Николем. Это кристаллы. Когда они скрещены, проходящий свет как бы фильтруется, обретая чистоту и стройность, придавая шлифу волшебное свечение, насыщая его всеми цветами, среди которых преобладают золотистые. Поворот шлифа делает картину изменчивой и живой, как солнечный закат.
О небо! Днем оно словно сияющий купол с текучими узорами облаков. А ночью открывается бездна, и смотришь в нее как в самого себя, как в глубокий колодец, на дне которого тают звезды…
Странно: после Забайкалья лучше всего сохранилось в моей памяти самое скоротечное и неуловимое — закаты.
Вторая камералка
Милый друг, иль ты не видишь,
Что все видимое нами —
Только отблеск, только тени
От незримого очами.
…Природа предстает нам в виде какой-то священной книги, богато иллюстрированной, но написанной на непонятном нам языке.
Ездить можно по-разному.
Именно так провел я свое первое большое путешествие. Конечно, я не ходил вперед пятками. Дело даже не в том, что приходилось ездить, сидя спиной по движению. Но…
примечал много мелочей, а главного не видел;
слишком сильно переживал свои трудности и слабовато — чужие;
думал, что кое-что знаю, не зная, в сущности, ничего; не замечал чужих достоинств и своих недостатков…
Короче, путешествовал задом наперед.
Любителю приключений было бы что вспомнить. Скажем, переезд через горящую степь (ночью полосы огня извивались, как змеи, уползая за горизонт). Да и то сказать, исколесили все Забайкалье от северной тайги до южных степей.
Но приключения бывают разные. Меньше всего ценны те, которые доступны многим. Перелет из Москвы во Владивосток — экая теперь невидаль. Побывать в двух, трех, десяти странах тоже не ахти какое достижение. Участвуя в клубе кинопутешественников, можно посетить (мысленно и взглядом) все мало-мальски примечательные уголки нашей планеты. И узнать о них много интересного.
Не менее просто испытать трудности и опасности путешествия по горам, тайге или пустыне, в завьюженной тундре. Достаточно стать туристом или альпинистом, чтобы вкусить прелести «первобытной» жизни в лоне природы. Это сейчас вполне доступно почти каждому из нас, какую профессию ни избрать.
Что же остается особенного на долю современного
Для него экспедиция — это цепочка больших и малых событий и, главное, открытий. Среди них опасные приключения — не более, чем украшения. Они ярки, но суть в другом. Необходимо — в дальней или ближней стороне, безразлично, — увидеть и понять нечто такое, чего никто прежде не замечал.
Любая жизнь — это путешествие. И жаль, если не успеешь в мелькании мелких событий и одинаковых дней разглядеть нечто важное, необыкновенное и прекрасное. Жаль, если этот неповторимый и не слишком долгий путь проходишь задом наперед…
В забайкальской степи временами попадались мне какие-то непривычные цветы: мохнатенькие, желтые, с лучиками-лепестками. Подивился им — и забыл на десять лет, пока не вычитал где-то: видел эдельвейсы.
Сопровождая груз на Ципикан, за Романовкой, на Витимском нагорье миновал я несколько молодых, чуть ли не современных вулканов. Их конусы торчали где-то между горбами сотен сопок, которые были для меня безликими, однообразными и скучными. Мы ехали по застывшей базальтовой лаве вулканов, а я не замечал, не понимал этого.
Нечто подобное случилось и с гранитами. Пока ходил по ним, колотил их молотком и таскал за спиной в рюкзаке, не замечал в них ничего особенного.
«Лицом к лицу лица не увидать.
Большое видится на расстоянье».
Теперь я начинаю постигать важность и трудность проблемы гранитов. О гранитах, мне кажется, можно не только писать бесчисленное множество научных статей (что и делают геологи), но и сочинять поэмы, подобные вдохновенным созданиям римского философа Лукреция Кара или Эразма Дарвина, деда великого биолога.
Не понял я красоты еще двух проблем: геологии Байкала и особенностей месторождений Забайкалья. А каждой из них геолог может посвятить всю свою жизнь.
Да и что считать интересным?
Лучших из лучших призывает Ладожский РљРЅСЏР·ь в свою дружину. Р
Владимира Алексеевна Кириллова , Дмитрий Сергеевич Ермаков , Игорь Михайлович Распопов , Ольга Григорьева , Эстрильда Михайловна Горелова , Юрий Павлович Плашевский
Фантастика / Проза / Историческая проза / Славянское фэнтези / Социально-психологическая фантастика / Фэнтези / Геология и география