Глазами, полными любви

Бабушка Нюра обладала прекрасным голосом, знала множество песен, пела их выразительно, с душой. На всю жизнь сохранились в памяти Натальи Алексеевны строки о том, как в степи глухой замерзал ямщик, как ехал на ярмарку ухарь-купец или о том, как «горе-горькое по полю шлялося и на нас невзначай набрело».

А еще пелись веселые: «Ой, пид вишнею, пид черешнею стоял старый з молодою, як из ягодою» или «Я на горку шла, тяжело несла. Уморилась, уморилась, уморилася!» Под эти задорные припевки, одновременно варя еду или гладя белье тяжелющим чугунным утюгом, бабуся иногда начинала притопывать, приплясывать, и жизнь казалась весело-прекрасной.

* * *

О том, что беда уже притаилась под дверью, никто из детей не догадывался. Взрослые виду не подавали, молча тревожась о жене Алексея Михайловича. В тот мартовский день все шло, как обычно. Бабушка шила, внучки играли возле нее на полу, расставляя кукол по игрушечным домикам. Когда в дом вошла почтальон, бабушка подумала, что принесли обычные газеты. Но женщина достала из огромной сумки невзрачную сероватую бумажку, оказавшуюся телеграммой.

Бабуля вчиталась в лаконичное сообщение: «Умерла Анна, похороны шестого», вскрикнула и едва удержалась на ногах. Потом с плачем кинулась к детям, прижала к себе, приговаривая: «Деточки вы мои, нет больше вашей мамы!» Сестры ударились в рев – не от горя, скорее от страха, непонимания происходящего.

Потом начались сборы. В Новосибирск поехали бабушка с дочерью Алей и внучками, внезапно ощутившими собственную бесприютность. Всю ночь тащились по темноте на каком-то пассажирском поезде, подолгу стоявшем на каждом полустанке. В город приехали рано утром. Оттепель сменилась резким похолоданием и метелью. Пробираясь через заваленные снегом улицы, скользя по присыпанному белой крупой льду, кое-как добрались к домику на улице Сакко и Ванцетти.

Около гроба уже толпилась куча народу. Голову женщины с закрытыми глазами, казавшейся совсем чужой и незнакомой, покрывал черный бархатный шарфик. Тело скрывало белое полотнище, усыпанное яркими бумажными цветами. Вот и сбылся тот страшный сон, который Наташа увидела еще совсем маленькой девочкой…

Сестры бросились к отцу. Он сильно прижал их к себе и заплакал едва ли не навзрыд. Потом было много всякой толкотни и суеты, сопровождающей любые похороны. Непогода разгулялась не на шутку. Детей решили не брать на кладбище, оставив с кем-то из взрослых.

Сильнее всех убивалась бабушка Ульяна. Смерть дочери так отразилась на ее здоровье, что она пережила Аннушку всего на несколько месяцев. Одну похоронили в марте, другую в сентябре. Их и положили рядом, в одной оградке.

Сестер на вторые похороны не возили. Вернувшись в комнатушки бабушки Нюры, продолжавшие оставаться их временным домом, дети зажили прежней жизнью. Только ближние и дальние родственники, проживавшие в том же поселке, стали что ни день причитать над нами, называя «сиротинками». Ужасное, отвратительное слово, от которого на глазах Натки всегда выступали непрошенные злые слезы.

Самый сильный удар случившееся нанесло по Алексею Михайловичу. В начале 1960 года, буквально за несколько месяцев до смерти жены, его перевели на новое место работы – директором только что организованного целинного совхоза. Назначение являлось несомненным продвижением вперед. Представилась возможность из несусветной глухомани перебраться ближе к областному центру, жить в более комфортных условиях.

Поселок, куда вскоре предстояло уехать сестрам, состоял из нескольких улиц свежепостроенных домов. Здесь имелись некоторые признаки цивилизации в виде школы-десятилетки, больницы, бани и клуба. Целина, которую осваивали всей страной, находилась в центре внимания. «Целинники-былинники», прибывавшие на новые земли со всех концов Советского Союза, пользовались почетом, являлись уважаемыми людьми, героями. О них писали в газетах, романах, снимали документальные и художественные фильмы.

Одна из кинокартин, «Иван Бровкин на целине», очень достоверно передавала как внешний вид населенных пунктов, выраставших на неоглядных степных просторах, словно грибы после дождя, так и атмосферу, царившую в обществе. Все это девочки увидели собственными глазами, когда их перевезли на очередное место жительства.

До этого произошло еще одно важное событие. В жизнь осиротевшей семьи вошла новая женщина. Произошло это стремительно, буквально через несколько месяцев после похорон мамы Аннушки.

Осознавая отчаянное положение старшего сына, бабушка Нюра принялась решительно действовать. Со всем пылом своего характера она начала подыскивать ему новую жену, аргументируя свои поиски словами: «Пропадет мужик один с дитями на руках. Да еще на такой работе. Или навалится какая-нибудь, окрутит, будет Алешку миловать, а дети досыта есть не будут».