Глянцевая женщина

— Э-э… — махнула рукой Елена Ивановна, — как говорится, чужая душа — потемки. Кто его знает? Он не так прост — как кажется.

— Давайте рассмотрим такую возможность со всех точек зрения. Вот, предположим, он узнает от этой… как ее?

— Светланы.

— Да, от Светланы, что жена изменяла ему…

— А в разговоре со следователем он начисто отрицал такую вероятность.

— Вот видите! Наш милый лжец, опозоренный перед всей честной компанией, прихватывает с дачи молоток…

— Но мы пока еще не знаем, чей это молоток.

— Он с дачи. Это же очевидно. Там был скандал, там была драка, молоток, как вы сами сказали, старый, огромный, даже ржавый, и дома вряд ли кто его будет держать-. На даче же — вполне вероятно. Итак, оскорбленный муж прихватывает с дани молоток, убивает им супругу, а потом берет и выбрасывает ее ключи от дома, чтобы подумали, что убийца — кто-то посторонний. Потому и отпечатки пальцев стерты только с молотка.

— Но почему он в таком случае совершил убийство дома?

— А где еще? В лесу? Неподалеку от дачи? Они уехали оттуда на машинах почти всей компанией, за исключением хозяев дачи и Светланы…

Павел Прокофьевич, излагая свою версию, расхаживал по кухне, заложив руки за спину. Глаза его горели, и видно было, что он невероятно возбужден и счастлив от возможности проявить себя на юридическом поприще. Наблюдавшая за ним с улыбкой Елена Ивановна не удержалась и заметила:

— Я в восхищении. У вас такая память! Я думала, мне много раз придется пересказывать результаты моих изысканий. Люди обычно слушают так невнимательно, но вы…

— Не сбивайте меня с мысли! — воскликнул явно смущенный похвалой Павел Прокофьевич. — Мне это интересно, потому я и был внимателен и все запомнил. Продолжаю. Итак, в лесу у него не было возможности убить ее. Все подозрения бы пали на него. Он не дурак. Потому он и убил ее дома. Хладнокровно, по заранее продуманному сценарию. А теперь что касается алиби. Согласитесь, что его алиби хромает — слишком уж долго он ходил по магазинам.

— Хорошо, предположим, что муж и есть убийца. Но куда же мы денем парнишку? Ведь он последним приходил! Соседка В видела его и открывшую ему дверь Алину, а буквально через две-три минуты Зинаида Николаевна вышла, заглянула в приоткрытую дверь и увидела труп. При чем тут муж?

— А разве в эти две-три минуты парнишка не мог уйти, а муж не мог явиться и совершить это убийство?

— Н-ну-у… Теоретически…

— Вот именно.

— Ну а запах духов? А платок?

— А это говорит нам лишь о том, что парнишка на самом деле не парнишка, а стройненькая вроде вас дамочка в брюках. Только и всего!

— Ну что же… Будем искать стройненькую вроде нас дамочку в брюках. Может быть, она стала свидетелем убийства.

— Или же соучастником.

— Или же соучастником. Сестра Алины, Валентина… Довольно худенькая…

— Рост?

— Пожалуй, с меня ростом. И ходит в джинсах! Когда я играла ее…

— Не понял! — Павел Прокофьевич с удивлением посмотрел на актрису. — Вы играли ее? Когда и где? О ней что — пьесу написали?

— Да нет же. Я пыталась войти в образ одной из подозреваемых, чтобы понять: могла ли эта женщина убить. Из моего рассказа вы должны помнить, как Валентина заявилась в то время, как у Шиманских был следователь Кронин. Вот тогда девочка и обвинила ее в убийстве своей мачехи.

— Я помню этот эпизод.

— Ну а потом… Я вам этого не рассказала… Мы с Крониным решили зайти ко мне и поболтать. Ну, то есть он, разумеется, надеялся выпытать что-нибудь еще у меня, а я — у него. И тут мне в голову пришла мысль о том, что прежде всего нам необходимо понять — способен ли вообще человек в каком бы то ни было состоянии убить другого человека. А как узнать это? Как залезть ему в душу? Я решила войти в ее образ.

— Н-да-а… любопытно. Ну и чем кончился эксперимент?

— Я… То есть Валентина… То есть я в образе Валентины банально разревелась. Вряд ли она способна на убийство — так мы поняли. Виктор Петрович же, который подыграл мне за Шиманского, был, напротив, спокоен, хладнокровен и циничен. Импровизация нам удалась настолько, что я, пожалуй, и сама не ожидала.

— Так эту самую импровизацию с вами еще и следователь прокуратуры разыгрывал?! Ну, знаете!..

— И что? Я спрашиваю вас: что тут такого? Может быть, это метод будущего? И слава Богу, что Кронин оказался неординарно мыслящим человеком! Мы привыкли к тому, что следствие проводят люди, зажатые в определенных рамках…

— Рамках закона! Это так, между прочим, реплика в сторону, как говорится. Продолжайте, прошу вас!

— Вы невозможный человек! Вы — чинодрал!

— Что-что?!

— Ничего! Я разрываю наш контракт! Мы не сотрудники! С таким, узким сознанием не следует браться за изобретение вечного двигателя. В лучшем случае изобретете какой-нибудь давно изобретенный велосипед.

— Посмотрим!

— И смотреть не хочу. Я вас сегодня вижу в первый и в последний раз. Прощайте!

— Н-да. Ну что же… Прощайте. Жаль, конечно. Я-то хотел вам предложить сыграть со мной какую-нибудь импровизированную сценку. Я с удовольствием бы подыграл вам. Но если вы так ставите вопрос…

Павел Прокофьевич встал и сделал вид, что уходит.