Глиняный конверт

— Я уже докладывал тебе, мой господин, что гонца поймали и убили, но письма при нем не нашли.

— Значит, плохо искали, если Зимрилим получил его.

Хаммурапи встал и несколько раз прошелся по комнате.

Авиль-Нинурта и Улли почтительно стояли, ожидая дальнейших распоряжений.

— Вот что,— сказал Хаммурапи, немного успокоившись,— ты, Авиль-Нинурта, вели позвать ко мне главного начальника всех войск. Он здесь, во дворце. Надо готовиться к походу. Через час собери всех на военный совет. Ярим-Адду и всех его людей посади под стражу, в тюрьму. Да смотри, чтобы никто с ними не говорил. Следи, чтобы не было новых донесений Зимрилиму. А ты, Улли, садись. Надо сообщить в Алеппо. Пусть царь соберет своих людей и немедленно шлет их в Мари. Пора начинать.

— Значит, война? — спросил Авиль-Нинурта.

— Нельзя терять времени. Зимрилим обо всем предупрежден. Надо начинать, пока он не успел еще собрать силы, не нашел себе союзников. Через три дня наше войско должно выступить в поход на Мари. 

ПИСЬМО

 углу двора под навесом сидят сгорбленный старик и высокий, худой мальчик. В жилистой руке старика глиняная табличка, правой рукой он держит тонкую палочку— каламу — и пишет под диктовку мальчика. Рука старика дрожит, клинописные знаки неровными строчками ложатся на мокрую глину. Писец стар и немощен; он давно уже не работает, но мальчик упросил его написать письмо.

— «Наби-Сину скажи: так говорит Залилум. Вот уже год, как мы с хозяином ушли из Мари и живем в Сузах. Я хотел еще раз увидеть тебя, но к нам приходил Рибамили. Он сказал, что ты с отцом вернулся домой. Я остался у хозяина. Все знали его в Мари. Он делал из камня статуи богов и царей, их ставили в храмы и во дворец. Он умел вырезать на кости и по дереву красивые узоры. Хозяин обещал научить меня своему ремеслу.

А потом пришла беда. Сначала всех сыновей хозяина забрали в царское войско. Дома остались только хозяин с женой и я. В городе заперли все ворота, с юга пришли воины из Бабили, а у северных ворот стояло войско Алеппо. Был голод. Не было ни хлеба, ни муки, ни овощей. Всё съели. Ловили даже собак и ворон. А потом воины из Бабили заперли воду, стало совсем плохо. У богини в храме в чашу больше не наливалась вода. Все говорили: это богиня дает знак — все погибнут. Только мой хозяин смеялся. Он сам делал эту статую из камня и провел в нее трубку, чтобы жрецы могли незаметно наливать в чашу воду, как будто она течет сама. А когда не стало воды, нечего было наливать.

Потом воины Хаммурапи сделали подкоп и ночью ворвались в город. Они открыли северные ворота, и оттуда вошли воины Алеппо. На улицах была война. И вдруг ночью стало светло как днем. Воины захватили дворец и зажгли его, а потом был пожар во всем городе. Много людей погибло. Войско Зимрилима было разбито, одних убили, другие попали в плен, а сам царь убежал, и никто не знал, где он. Тогда, кто мог, все убежали из города. Мы тоже успели уйти с хозяином. Жена его умерла по дороге. А мы вдвоем пришли в Элам, и вот теперь уже год живем в Сузах. Один купец пустил нас жить в сарай у него во дворе. Теперь он едет в Бабили и берет с собой раба, моего друга Шуа. Он обещал найти тебя и отдать тебе это письмо. И вот я пишу тебе. Люди сказали мне, что если кто-нибудь из Бабили поедет в чужую страну и найдет там раба-вавилонянина, а потом привезет его в Бабили, то этот раб станет свободным человеком.

Набия, мой хозяин очень старый и больной. Я здесь совсем один. А моя мать и мой дом далеко, я о них часто думаю.

Помнишь, Набия, ты говорил, что сделаешь меня своим помощником, когда вырастешь и станешь хозяином. Я всю жизнь буду верно служить тебе, помоги мне только вернуться домой.

К нам в Сузы часто приезжают вавилонские купцы. Очень прошу тебя, Набия, когда узнаешь, что кто-нибудь едет в Сузы, скажи ему, пусть он найдет меня, и я вернусь с ним в Бабили».