Глинка

У Дельвига собирались друзья Глинки: Сергей Голицын[62] и Михаил Яковлев – модный певец и композитор. Пушкин, появляясь в столице, всякий раз заходил к своему другу. Наездами из Москвы посещали Дельвига Вяземский и Баратынский. В полутемном, просто обставленном кабинете хозяина во время неторопливых бесед рождались литературные сюжеты и темы. Здесь складывался тот эстетический вкус ближайших сотрудников Пушкина, который позднее определил художественную программу «Литературной газеты». Глинка стал своим у Дельвига и частенько его навещал. Хозяин в темном домашнем шлафроке обычно полулежал на диване. Анна Петровна Керн, жившая в той же квартире, садилась с вязанием у окна. Дельвиг, поглядывая сквозь выпуклые очки, добродушно улыбался. Его эпиграммы и колкости смешили своей неожиданной остротой. Он острил невозмутимо спокойно, и только глаза лукаво поблескивали из-за стекол.

В салоне Дельвига на Глинку повеяло свежим воздухом подлинного искусства. В задушевных беседах с хозяином дома Михаил Иванович все чаще и чаще возвращался к своей главной теме – о целях и назначении искусства. Антон Антонович Дельвиг в ту пору был увлечен идеей народности, писал «песни», вернее стихотворения, в русском народном вкусе. Он и Глинку старался увлечь своею идеей.

В то время в области русской песни работали два композитора: Варламов[63] – автор известного «Красного сарафана» и молодой Гурилев.[64]

Их начинания были очень близки поэтическим замыслам Дельвига. Оба композитора старались внести в романсную музыку русский народный колорит, тем самым придать больше естественности, жизненности и простоты. То были робкие шаги по пути к национальному искусству – попытка преодолеть подражательный характер искусства аристократического, сложившегося в светских гостиных. Дальше этого Дельвиг не шел. Сближая сентиментальный романс с народной крестьянской песней, он видел в последней источник новых художественных средств: эпитеты, образы и сравнения, которые смогли бы освежить и обновить лирическую поэзию. Подделывая стихи под народную песню, Дельвиг заимствовал у нее только форму и лексику. Постигнуть народное творчество так глубоко, как Пушкин, Дельвиг не был способен.

Глинка попробовал сочинять русские песни на тексты Дельвига: «Ах, ты ночь ли, ноченька», «Дедушку», «Что, красотка молодая». Они получались, да только невольно, но совершенно естественно, в музыке Глинки сказались основные черты поэзии Дельвига. С другой стороны, Глинка писал и «русские песни» под впечатлением тех «народных» романсов, которые слышал в гостиных и многократно проигрывал сам. В основе этих романсов лежала народная, но городская, мещанская песни. Она была мало похожа на подлинные крестьянские напевы, знакомые Глинке с детства. Но обратиться к первоисточнику он не мог: подделки и стилизации Дельвига не ложились на настоящую русскую тему, и стиль их был иной. Однако Дельвигово понимание народности не убеждало Глинку. Не нравились ему и собственные «русские песни», написанные на текст Дельвига. Набросав их несколько, Глинка к ним больше не возвращался. Настоящую народность он видел лишь в произведениях Пушкина. Отдав невольную дань музыкальному вкусу времени, Глинка потом перестал сочинять русские песни. Та цель, что для Варламова, Верстовского и Гурилева казалась конечной целью, для Глинки была лишь самою первой вехой на новом, избранном им пути к народности.

Но хотя этот путь не был пока ясен, стремление к народности в музыке оставалось.

Впрочем один совершенно особенный вечер у Дельвига дал новый и сильный толчок исканиям Глинки. Пушкин в тесном кругу читал своего «Бориса». Читал уж не в первый раз, но Глинка слышал его впервые, хотя и смотрел до того напечатанные в журналах отрывки. Пушкин, читая свою трагедию, обыкновенно бывал в ударе. Он и на этот раз читал мастерски, голос его то становился вдруг особенно звонок, то со сдержанной выразительной силой оттенял, подчеркивал смысл или кованый строй стиха. Глинка был изумлен тем, что героем трагедии был народ, тем, что главная тема – судьба народная.

В трагедии Пушкина в каждом слове, в каждом стихе чувствовалась народность, и какая народность! Не та, что была в сладеньких песнях Дельвига, – настоящая, истинная, могучая народность.

Впечатление от «Бориса» надолго осталось в памяти Глинки. Он не раз порывался творить. Но что творить? До сих пор он писал все больше романсы, песни, вариации. Мысль об опере начинала мелькать у него в уме. Именно в пору нередких свиданий с Пушкиным, в пору близости с Дельвигом набросал он несколько театральных сцен для пения с оркестром – отдельные номера из воображаемых опер, для которых не было изобретено сюжетов. Но занятия эти к весне 1828 года вызвали в Глинке потребность поделиться своими сомнениями и мыслями с чутким, знающим человеком.

Ранней весной Глинка взял себе отпуск по службе и уехал в Москву с единственной целью повидать своего пансионского товарища – Мельгунова.