Западная неоконсервативная революция только наметила свою весьма и весьма умеренную нормативную программу, как тут же была захвачена модернистами либерального толка и превращена в пособника западного наступления на восток. Соблазны, связанные с победой в "холодной войне" и сопутствующими геополитическими захватами, превысили по силе своего воздействия на западное сознание моральную революцию консерватизма, связанную с активизацией нормообразующих начал. Теперь Континенту предстоит, уже в новых условиях и на более адекватной социокультурной основе, повторить эту попытку, превратив ее в глобальный жизнеустроительный поворот.
В заключение попытаемся определить несколько ведущих идей, с которыми может быть связано новое строительство Континента в его нынешней борьбе с Морем и деструктивными тенденциями нашего времени.
1. Идея Великого Востока. Евразия может определяться как Великий Восток — этот способ идентификации практически неизбежен ввиду глобального вызова вестернизации, посягающей на исконную биполушарную (западно-восточную) структуру мира. Восточная идея, если ей в самом деле суждено сыграть свою роль в грядущей реконструкции мира, должна стать процедурой открытия качественно новых возможностей для Евразии. И прежде всего это касается политического строительства в одном из наиболее динамичных регионов — АТР. Именно политическая недоразвитость этого региона по сравнению с объединенной Европой (ЕС), атлантическим блоком НАТО или североамериканской НАФТА указывает на будущие точки роста.
Сегодня АТР явно на перепутье: между морской (и даже атлантической ввиду американского военно-политического протектората над Японией и Южной Кореей) идентичностью и континентальной, между Западом и Востоком. По причине этой неопределенности продолжается и грозит углубиться раскол АТР: на внутреннюю, диссидентскую, в контексте древнейшей конфуцианско-буддистской традиции, Атлантику и более верный своим великим архетипам Восток. Это крайне выгодно США, исповедующим принцип "разделяй и властвуй" в Евразии, но это нельзя признать нормальным для народов, чувствующих за своей спиной единую великую традицию и воодушевленных ею.
Поэтому можно ожидать, что восточная идея для Евразии открывает возможность коренной реструктуризации АТР в антиатлантическом духе. Для этого требуется, чтобы Япония и объединенная Корея либо согласились в паре держать восточный паритет наряду с Китаем (своего рода дальневосточный геостратегический дуализм), либо признали политическую гегемонию Китая, получив от него взамен гарантии полного уважения и взаимовыгодного разделения ролей.
Восточная идея необходима Континенту и для того, чтобы предотвратить "конфликт цивилизаций" между конфуцианско-буддистским, индо-буддистским и мусульманским регионами Евразии. Здесь — наиболее значимая точка роста, возбужденная восточной идеей. Континенту необходима настоящая культурная революция, связанная с выработкой межцивилизационных универсалий, интегрирующих его великие цивилизационные миры в единую гибкую, но по-своему целостную (перед лицом внешних вызовов) систему. Предстоит выработать великий симбиоз восточно-христианской, индо-буддистской, конфуцианско-буддистской и мусульманской традиций. Процесс этот представляет не только геополитическую необходимость, ввиду глобального вызова Моря, но и соответствует великим информационным сдвигам постиндустриальной эпохи. Речь идет о постэкономизме, который мы уже не можем понимать в прежнем узкосоциологическом смысле (как активизацию высших вторичных потребностей, связанных с качеством существования).
Постэкономизм означает новые приоритеты земной цивилизации в целом, смещение акцентов с инструментальной деятельности, связанной с присвоением богатств природы в угоду "непрерывно растущим потребностям", на деятельность, связанную с поддержкой экологического, социокультурного и социально-политического равновесия мира. Если вспомнить о классической индоевропейской триаде, объединяющей жреца (брахмана), воина (кшатрия) и пахаря, то в будущем нас ожидает, по всей видимости, чрезвычайная активизация двух первых персонажей, как раз и олицетворяющих постиндустриальные функции организаторов и стабилизаторов общества.
Из истории древнего индоевропейского общества мы знаем, что именно кшатрий был наиболее динамичной фигурой, инициирующей глобальные перестройки. Брахман был слишком связан "текстом", и эта фундаменталистская ортодоксальность мешала ему своевременно реагировать на внутренние и внешние вызовы. Пахарь не обладал достаточным досугом и кругозором и, кроме того, был слишком привязан к месту, чтобы инициировать смелые перемены. Каста кшатриев олицетворяла не только высокий динамизм, но и межкастовую открытость.