Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего

Поэтому рассказы о китайских чиновниках, которые ежегодно сотнями и тысячами сбегают за рубеж, вывозя из страны полученные в результате реализации различных коррупционных схем десятки миллиардов долларов, стоит оставить на совести китайских и западных масс-медиа. Любой китайский чиновник прекрасно знает, что даже если он «сбежит» в Антарктиду, его среди льдов и пингвинов разыщут описанные выше представители «триад» и вернут «блудного сына» в сферу влияния Срединного государства. Поэтому в 90, если не в 99, случаях из 100 подобные «побеги» стоит рассматривать как хорошо «залегендированную» инфильтрацию китайских капиталов за рубеж.

Точно так же показательные суды над коррумпированными чиновниками, многие из которых заканчиваются вынесением и приведением в исполнение смертных приговоров, куда в большей мере являются выражением борьбы за власть на разных уровнях, чем борьбы собственно с коррупцией.

Иными словами, та официальная картина преступности, которую рисуют правоохранительные органы КНР, также имеет очень мало общего с реальной ситуацией.

6. Уровень потребления

Долгое время подавляющее большинство населения Китая было радо «железной миске риса», простейшей хлопчатобумажной одежде и любой крыше над головой. Во многом этот стандарт потребления остается актуальным и сегодня — однако лишь для самых низов современного китайского общества. Гигантский экономический рывок КНР, совершенный с начала 80-х годов, не мог не сказаться на среднем уровне жизни китайского общества. И если в 1979 году годовой доход на душу населения (по ППС) составлял примерно $400, то в 1999 году — уже $2300, а в 2005 году — $6752, за четверть века увеличившись более чем в 15 раз. «Конец света наступит, когда миллиард китайцев пересядет на автомобили», — эти слова главы экологической программы ООН Клауса Топфера, сказанные им в июле 2004 года, быстро стали крылатыми.

При этом стоит заметить, что уровень социальной дифференциации в Китае стремительно растет, но по-прежнему остается значительно ниже, чем в подавляющем большинстве стран, которые относятся к категории «emerging markets» (развивающихся рынков). Коэффициент Джинни, который характеризует отклонение общества от равномерного распределения доходов, для КНР в 1980 году составлял 0,33, в 1994 году — 0,4, в 2000 году — 0,45 и в 2007 году — 0,496. Что касается децильного (между крайними 10 % выборки) коэффициента, то в Китае предпочитают считать его отдельно для городского населения, а для сельского использовать более «сглаженный» квинтильный (между крайними 20 % выборки) коэффициент — в противном случае картина получится малоприглядной и совсем не «социалистической». Поэтому совершенно не случайно, например, помощник директора Народного банка Китая И Ган указывал, что без учета различий в местных ценах «механический» подсчет коэффициента Джинни не только не способствует четкому определению фактической разницы в доходах, но и может оказать негативное влияние на процесс реформ. «Синяя книга» Академии общественных наук КНР по итогам 2005 года определяла децильный коэффициент для городского населения в 9,1 и квинтильный коэффициент для сельского населения в 7,3, при этом разрыв между доходами городского и сельского населения составлял около 3,3:1. Таким образом, величина децильного коэффициента для КНР должна располагаться на уровне 30–35. В подобных условиях социальная стабильность может обеспечиваться лишь за счет чрезвычайно жесткой государственной политики и фактической сегрегации населения в «нескольких Китаях». С этой точки зрения куда уместнее сравнение социальной структуры современной КНР не с «головкой репчатого лука», а с известной игрушкой-«матрёшкой», где одна фигура «вставлена» в другую. Однако в результате бурного экономического роста «разрыва» между разными «китайскими матрешками» пока удается избежать. Более того, сверхобогащение верхушки китайского общества, которую можно оценить максимум в 10 % населения страны, или 130–150 млн. человек, и повышение реального уровня доходов значительной части граждан КНР (45–50 %) не только создают в целом положительную социальную динамику, но и способствуют весьма характерным изменениям объемов и структуры потребления.