Глобальный треугольник. Россия – США – Китай. От разрушения СССР до Евромайдана. Хроники будущего

В сложившейся к тому времени внутри СССР «трехконтурной» модели экономики официальный внутренний контур, связанный прежде всего с работой оборонного комплекса страны, играл по прежнему ведущую, но уже далеко не определяющую роль. Гораздо более динамично и эффективно в советской экономике развивались «внешний контур»— выведенные за пределы национальной юрисдикции активы, которые курировались определенными кругами КГБ, а также «теневой контур»— всякого рода «цеховики» и «индивидуалы», которые (в том числе через криминальные структуры) опекались Министерством внутренних дел.

Положение дел в «теневом контуре» достаточно хорошо изучено: так, например, согласно Андрею Бекряшеву и Игорю Белозерову, в 1973 году, теневой сектор в СССР составлял примерно 3 % ВВП, в 1990–1991 годах — 10–11 %, в 1993 году по России — 27 %, а в 1996 году (данные Московского института социоэкономических проблем) — уже 46 %.

Понятно, что расширение и усиление этого контура отвечало интересам связанных с ним людей и структур, что, в частности, дало повод Станиславу Говорухину уже в 1994 году охарактеризовать «рыночные реформы» после 1991 года как «великую криминальную революцию».

В равной мере политическую динамику 90-х годов можно оценить и как «Великую бюрократическую революции». Чиновная властная вертикаль неимоверно разрослась и усилилась, а масштабы коррупции на всех ее этажах просто не поддаются описанию. По итогом 2005 года в рейтинге коррумпированных стран, который составляет Transparency International, Россия опустилась с 90-го на 126-е место, «догнав» Албанию, Нигерию и Сьерра-Леоне. Пусть даже ежегодный оборот коррупционных средств и не составляет у нас 30 миллиардов долларов, как утверждают эксперты Фонда ИНДЕМ, — всё равно значительная часть государственного аппарата объективно является неотъемлемым составным элементом «теневого контура» сегодняшней экономики.

Что же касается не менее, а, может быть, даже еще более мощного «внешнего контура», то данные по нему в силу понятных причин практически отсутствуют и могут быть восстановлены лишь оценочно, на основе косвенных и сложных экономических подсчетов. Не вдаваясь в подробности соответствующие методологии можно сказать, что с конца 60-х годов поэтапно усиливалась сырьевая ориентация Советского Союза, что обуславливало его включение в механизмы мировой западной экономики. Знаменитый «детант» «разрядка») 70-х во многом определялся именно этим фактором, несомненно, связанным с приходом в 1967 году к руководству госбезопасностью Юрия Андропова. С «разрядки» началось перераспределение ресурсов советской экономики в пользу «внешнего контура», где формальная прибыльность операций была намного выше, чем ВПК и даже в теневой экономике.

Многие до сих пор не разгаданные тайны и загадки августовского путча, равно как и многие особенности рыночных реформ 90-х годов, включая и приход к власти Владимира Путина, видимо, могут быть объяснены не столько какими-то стандартами собственно американской или — шире — западной модели системного развития, сколько эволюцией тех форм и механизмов взаимодействия (финансового, информационного, потребительского, интеллектуально-субъективного и т. д.) с этой моделью, которые сложились у элиты данного «внешнего контура» советского общества уже со второй половины 60-х годов.

15 лет ГКЧП: что дальше?

У нас практически не остается сомнений, что весь механизм августовского путча мог быть разработан, подготовлен и реализован только как совместная акция некоего международного «ордена спецслужб», в состав которого, несомненно, входил и ряд высших руководителей КГБ! Чьи имена до сих пор остаются не слишком известными широкой публике. Это была длительная работа, растянувшаяся на многие годы, но особенно активизировавшаяся после 1987, когда политическая реформа была провозглашена приоритетной по сравнению с экономическими переменами. Итоги референдума 17 марта 1991 года показали, что сохранение целостности СССР, несмотря на все ’’перестроечные’’ усилия Горбачева и компании, оставалось приоритетом для 76 % советских граждан. Казалось бы, в такой ситуации силовые структуры должны были бы защитить свой народ, да и собственные клановые интересы. Однако этого не произошло ни в 1991-м, ни на протяжении 15 последующих лет. «Силовики» так и остались в пассивно-инертными к судьбе своей страны. По сути, ГКЧП был если не единственным, то одним из немногих реальных механизмов вывода ситуации в стране за пределы развивавшегося антиконституционного процесса, который вел к расчленению СССР. В конце концов, китайский взлет к сверхдержавному статусу и многократному повышению уровня жизни китайского народа после известных событий на Тяньаньмэнь является неоспоримым свидетельством потенциальных и неиспользованных возможностей Советского Союза.