Глобус 1976

множество люда. У стен — пестро раскрашенные пикапы и грузовички, скучающие ослики и мулы,

дожидающиеся хозяев. Какой-то глашатай в служебной фуражке трезвонит в колокольчик. Он трясет

его над головой и выкрикивает оповещения. Скучающий старик инвалид на складной скамеечке

продает сигареты, но к нему никто не подходит. .. Зато чуть дальше плотная толпа: доносятся звуки

электрогитары и аккордеона. Здесь трио: девушка, исполняющая мелодичные и грустные испанские

песенки, и два ее аккомпаниатора.

Это местный рынок.

На самом базаре обилие всевозможных съестных припасов. Их рассматривают, нюхают и ворошат

придирчивые покупатели. Рядом с продовольствием — будочки с сувенирами попроще, чем в лавках,

и яркие детские игрушки. Впрочем, на многих мы заметили марку: «Сделано в Японии». Нас больше

всего заинтересовали прилавки с «дарами моря». Чего здесь только не оказалось!

Морские креветки, высыпанные грудами на постоянно поливаемые водой мраморные прилавки,

большущие лангусты, крабы, трехпудовые тунцы, морской лосось и распластанная, почти плоская

камбала... Большущие рыбины висят под жердями. Еще живые — полощутся в небольших бассейнах

и просто кадушках. Мы рассматривали любопытные образцы морской фауны и оживленно

обменивались впечатлениями. ..

И вдруг позади раздалось чисто отечественное, русское, свое:

- Мамочка, мамочка, поди скорее сюда, здесь наши, русские дяди!

Почти опешив, оглядываемся.

Рядом стоит маленький испанец — брюнет, с живыми и выразительными глазами. Он улыбается

нам, как старый дружок, и тянет за руку молодую еще женщину, нагруженную хозяйственной сумкой.

Она тоже во все глаза, словно не веря увиденному, смотрела на меня и моего товарища. Радость,

сомнение и удивление попеременно отражало ее приятное подвижное лицо.

Одна из современных городских магистралей.

— В самом деле... сеньоры, простите, месье, вы русские? Или? .. — Женщина не договорила,

словно боясь сказать или услышать не то, что ожидала и хотела услышать...

— Да нет же! Мы действительно русские, советские моряки из Ленинграда! — удивленно ответил

мой товарищ.

И тут случилось уж совсем непредвиденное. Женщина вдруг изменилась в лице, как-то дернулась

вперед, всхлипнула и, повинуясь внезапному порыву, прижалась к плечу моего спутника и зарыдала.

— Свои!.. Родные! Советские, из Союза!.. Родные мои! Из самого Ленинграда!

Ближайшие к нам горожане, озабоченные своими прозаическими делами, недоуменно

оглядывались...

Очень пожилой инвалид в свитере, подтаскивавший ящики-лотки со свежей рыбой, бросил

свидетелям этой сцены несколько торопливых слов, среди которых мы успели уловить: «Русо...

советико... бар-ко!»

Он подошел к нам и, с трудом подбирая и выгрваривая по-русски слова, словно вспоминая их, уто-

нувшие в глубинах памяти, тихо проговорил:

— Амигос! Друзья, товарищи! У нас... и стены слышат. Женщина разволновалась. К ней придет

беда, если услышат чужие уши, увидят чужие глаза. Надо уходить!.. Я много, столько годов не

слышал русской речи от живого человека.

Нам, испанцам, трудно. Одни! Са-лут вам! Но пассаран! — Он сжал кулак у плеча. А затем

застучал своими ящиками и что-то нарочито громко крикнул коллегам по работе. ..

Женщина уже оправилась. Сконфуженно извинялась: «Простите меня, эта встреча так неожиданна.

Я так обрадовалась! А нервы... нервы уже никуда не годятся».

Мальчонка доверчиво взял нас за руки, и мы пошли. Присели на скамье в ближайшем скверике.

Торопливо и сбивчиво испанка делилась своей большой бедой. Словно оправдываясь, она гово-

рила:

— Я не могу даже пригласить вас к себе и познакомить с мужем. Сделать так — не только по-

лучить уйму неприятностей, но и рисковать службой мужа!.. Но я хоть здесь, наскоро поделюсь с ва-

ми нашей горькой историей. Вы тогда поймете, как тяжело потерять настоящую родину!.. Нас в годы

гражданской войны привез в Ленинград советский пароход. Родители погибли здесь, но мы в этом

еще не были уверены! Мы росли и учились в Ленинграде. А когда вспыхнула большая война, нас

увезли в безопасный тыл. Там я получила образование, вышла замуж за испанца — тоже беженца. Все

было хорошо. И все-таки первая родина — Испания, родина отцов — манила нас к себе... Мы даже

представить себе не могли, что нас тут ожидает!.. Мечтали увидеть родителей! Так мы решились

вернуться в Испанию. Приехали. Очутились в мире прошлого, застывшей, но навязчивой религии и

диких для нас суеверий... Два миллиона совершенно неграмотных в стране! Образование, знание

здесь не достоинства, а изъян, повод для подозрений и преследований! Такой жизни мы не знали и

предвидеть не могли. Ведь дышали мы дружеским, свободным от гнили предрассудков

интернациональным воздухом Советской страны... Страшен здешний обывательский мир! Хорошие,

настоящие люди не могут проявить себя — их сразу ожидают репрессии. Службой приходится очень