Глотка

С экрана снова исчезло лицо комментатора, и послышались крики собравшихся на ступенях Армори-плейс. Эти люди были рассержены. Они требовали, чтобы им вернули их невинность и наивность. Голос Джимбо пояснял за кадром:

– Уже слышны в толпе призывы к уходу в отставку шефа полиции Ардена Васса, требования уволить комиссара Романа Новотни, а также членов городского совета Гектора Рилка и Джорджа Вандермитера и объявить импичмент мэру города Мерлину Уотерфорду.

Я разглядел надписи на некоторых плакатах в толпе: «Где ты был, Мерлин?», «Расчленить Гектора и Джорджа». Наверху широкой мраморной лестницы, ведущей к входу в управление полиции, стоял седоволосый человек в синем двубортном костюме и орал в мегафон:

– ...оградить нас и наших детей от опасности, исходящей из этих районов... перед лицом пренебрежения властей... перед лицом их неведения...

В толпе бродили безликие призраки в темных очках с фотоаппаратами, блокнотами и кинокамерами.

Молодой блондин с такой же квадратной головой, как у Джимбо, сидящей на потной толстой шее, одетый в песочную куртку «сафари», сообщил, что преподобный Климент Мор, известный активист движения за права человека, потребовал досконального расследования дела и назначения пособий семьям жертв Уолтера Драгонетта. Преподобный Мор заявил, что «митинг протеста верующих» будет продолжаться до тех пор, пока они не добьются увольнения Васса, Новотни и мэра Уотерфорда. Он также надеялся, что в течение ближайших дней к голосам жителей Миллхейвена присоединят свои голоса сторонники его приятеля, преподобного Эла Шарптона из Нью-Йорка.

В студии снова появился Джимбо.

Чуть наклонив вперед свою лобастую голову, он заявил:

– А теперь слово нашему ежедневному комментатору Джо Раддлеру. Что ты думаешь обо всем этом, Джо?

Я встрепенулся, увидев на экране еще одно хорошо знакомое с детства лицо. Джо Раддлер, еще один непременный атрибут выпусков дневных новостей, был известен когда-то безапелляционностью своих суждений и редкой преданностью местным спортивным клубам. Лицо его, обычно ярко-красного цвета, сейчас было багровым и распухшим. Оказывается, за те годы, что я не видел это лицо, Раддлера произвели в политические комментаторы.

– Что я думаю обо всем этом? Я скажу вам, что я думаю обо всем этом! Я думаю, это позор! Что случилось с Миллхейвеном, если человек может выйти за пивом и оказаться через несколько часов с отпиленной головой? Что же касается демонстрации...

Я взял пульт управления, чтобы сделать потише, и в этот момент зазвонил телефон.

Я поспешил схватить трубку, чтобы звонки не разбудили Джона Рэнсома. Как и в предыдущих случаях, мне пришлось долго объяснять, кто я такой, прежде чем собеседник согласился представиться. Хотя на этот раз мне показалось, что я знаю имя этого человека, едва я услышал его голос.

– Мистер Рэнсом? Могу я поговорить с мистером Рэнсомом?

Мне тут же пришло в голову имя, которое я слышал на автоответчике.

Я сказал, что Джон спит, и объяснил, почему посторонний человек поднимает телефонную трубку.

– Что ж, хорошо, – пробормотал звонивший. – Вы останетесь с ним на какое-то время? Вы – друг семьи Рэнсомов?

Пришлось все ему объяснить.

Последовала долгая пауза, затем голос на другом конце провода произнес:

– Вы не ответите мне на один вопрос? Вы ведь знаете, что происходит с миссис Рэнсом, я не хочу продолжать беспокоить мистера Рэнсома. Он никогда... я даже не знаю...

Я подождал, пока он начнет фразу сначала.

– Не могли бы вы просто ответить на мои вопросы, и этого будет достаточно.

– Вас зовут Байрон Дориан? – спросил я.

– Так вы слышали обо мне? – он чуть не задохнулся от изумления.

– Я узнал ваш стиль ведения беседы. Вы оставили сегодня утром сообщение на автоответчике Джона.

– О! Ха! – он издал какой-то странный смешок, словно мне удалось удачно пошутить. – Так что там с Эйприл, то есть с миссис Рэнсом? Очень хотелось бы услышать, что ей лучше.

– Вы не могли бы объяснить мне, что, собственно, связывает вас с Рэнсомами?

– Что меня связывает?

– Вы работаете на «Барнетт»?

На том конце провода снова послышался смущенный смешок.

– А в чем, собственно, дело?

– Поскольку я выступаю в данный момент от имени семьи, мне просто хочется знать, с кем я говорю.

– Что ж, хорошо. Я – художник, и миссис Рэнсом приходила ко мне в студию, коша узнала, чем я занимаюсь, ей очень понравились мои работы, и она заказала мне два полотна для их спальни.

– С изображением обнаженной натуры, – сказал я.

– Вы их видели? Миссис Рэнсом они очень нравились. И мне очень льстил этот факт, вы ведь видели остальные произведения их коллекции – все это работы великих художников. Работать с ней было все равно что... все равно что иметь начальника, который является одновременно твоим другом.

Голос его предательски дрогнул. Сквозь окна возле двери я наблюдал за тем, как репортеры сгребают к изгороди мятые обертки от шоколадных батончиков. Пять-шесть пожилых парочек заняли свои места на другой стороне улицы и наблюдали за происходящим.

– Что ж, – сказал я. – Боюсь, у меня для вас печальные новости.

– О, нет, – воскликнул Дориан.