Глотнуть воздуха

Война, говорят, начнется в 1941-м. И если грянет, видимо-невидимо будет битой посуды, расколотых как фанерные ящики домов, кишок бухгалтерского клерка, размазанных по купленному в кредит пианино. Ну а пока? Сейчас-то что произошло? Я вам скажу. Несколько деньков в Нижнем Бинфилде мне доказали: все это надвигается на нас. Все то, что прячешь от себя, пытаешься считать ночным кошмаром или чем-то возможным только в других странах. Бомбежки, длиннющие очереди за продуктами, форменные рубашки и дубинки, колючая проволока, лозунги, огромные рожи на плакатах и пулеметы, строчащие с верхних этажей, – все это уже нависло над головой. Я понимал, в тот момент ясно понимал. И никак не спастись. Сопротивляйся, или же, зажмурившись, отыскивай «иной путь», или хватай чугунный молоток и с дружиной товарищей рвись бить, расшибать всмятку чьи-то лица – избежать не получится. Не отвертишься.

Давя на газ, я гнал свой старенький автомобиль вверх и вниз по холмам мимо пролетающих за окном вязов, пасущихся коров и пшеничных полей – гнал так, что чуть мотор не сжег. Настроение было примерно как в тот январский день, когда я, надев новый свой зубной протез, гулял по Стрэнду. И снова ощущение, что у меня прорезался талант провидца. Казалось, я вижу всю Англию, всех ее жителей и весь кошмар, который их поджидает. Хотя даже тогда мне самому минутами не очень верилось. Страна наша так велика, думаешь ты, катя в машине знакомой дорогой по сельским просторам и представляя расстилающиеся вокруг бескрайние, как Сибирь, земли. Поля и буковые рощи, фермы и церкви, деревушки с бакалейными лавочками, общинными залами и утками, степенно кружащими в зеленых тинистых прудах. Да разве все это может куда-то деться? Как-нибудь уж останется. Тем временем я по Аксбриджской дороге вывернул к Лондону, показался пригородный Саутхолл. Потянулись нескончаемые ряды однообразно-безобразных домиков с их прочно налаженным внутри тускловато-благопристойным обиходом. И далее на двадцать миль огромный лондонский мир: улицы, площади, переулки, муравейники съемного жилья, пабы, лавки жареной рыбы, кинотеатры. И восемь миллионов живущих, суетящихся каждый по-своему людей, которым совсем не хочется жить по-другому. Нет таких самолетов, чтобы разбомбить их личный, бесконечно разный укромный уклад. Это же целый космос! Мириады маленьких отдельных, особенных существований! Вырезающий из газет купоны почтового футбольного тотализатора Джон Смит, сыплющий анекдотами в парикмахерской Билл Вильямс, купившая к ужину пивка миссис Джонс – их восемь миллионов! Ну справятся же как-нибудь? Бомбы не бомбы, а жить будут по-прежнему?

Мечты! Иллюзии! Сколько бы ни было людей, а катастрофы на всех хватит, каждому достанется. Наступают плохие времена, и легионы гладко наштампованных пришельцев уже на подходе. Как в точности будет потом, я не знаю и не слишком стремлюсь узнать. Одно мне ясно: если есть у вас что-то особенно вам дорогое, вы с этим лучше прямо сейчас попрощайтесь, поскольку все привычное и дорогое валится в навозную яму со строчащими без передышки пулеметами.

Но на подъезде к своему району волнения мои вдруг резко сменили курс.

Внезапно осенило (до этого ни тени подобной мысли), что ведь, в конце концов, Хильда действительно могла серьезно заболеть.

Влияние конкретной обстановки, сами знаете. Там, в Нижнем Бинфилде, я был абсолютно уверен, что жена здорова и просто изобрела трюк с целью меня выманить. Там мне это казалось совершенно очевидным. Но стоило вернуться на улицы Западного Блэчли, оказаться в кирпичном коридоре тюрьмы с названием «Сады Гесперид», как возвратился и привычный образ мыслей. Настрой понедельника, когда все видишь здраво, холодно и мрачно. Увиделось, какой проклятой дурью была эта затея, на которую я зря ухлопал пять свободных дней. Улизнуть в Нижний Бинфилд, дабы попытаться вернуться в прошлое, а затем прикатить обратно, с головой, распухшей от бредовых видений будущего. Будущее! Да что в нем для таких, как вы и я? Держаться за свое место на службе – вот оно, наше будущее. А что до Хильды, так ее и при бомбежках волновать будут только цены на маргарин.

И вдруг увиделось, сколь идиотским был мой вывод, что она выкинула хитрый фортель. Конечно, радиопризыв о помощи имел все основания! Как будто у моей Хильды хватило бы фантазии! Прозвучала суровая правда. Не притворялась Хильда, впрямь ей худо. Черт возьми! Может, вот в эту самую минуту она корчится от кошмарной боли, а может, даже умирает… Меня пронзил отчаянный, сжавший кишки ледяным комом страх. Я на предельной скорости погнал по Элзмир-роуд и, не поставив машину в гараж, выскочив у подъезда, кинулся к дому.