– Нет. Я следую единственному, как мне кажется, плану, который может позволить обойтись без нового насилия или кровопролития. С меня хватило событий этой ночи. Я частично человек, майор Уолтерс, и хочу пожить человеком. Здесь все время говорят, что я слишком смертная для сидхе, ну так я буду смертной. Потому что сейчас мне слишком опасно оставаться сидхе. Заберите меня отсюда, майор Уолтерс. Я беременна двойней, здесь со мной некоторые из отцов моих детей. Увезите нас отсюда, пока не случилось ничего непоправимого. Прошу вас, майор Уолтерс, помогите мне.
Усик оставил в покое трубку. Дойл прижимал меня к себе, Шолто обнимал за ноги, просунув руки между ногами Дойла и моими, но все было хорошо, без ревности. Шолто прижался щекой к моим ногам, отвел взгляд.
– Мне так жаль, Мередит, что все так вышло с твоей бабушкой. Прости меня.
– Мы покарали ту, кто убила Ба. И ты знаешь, и все мы знаем, что не твоя рука виновна в ее гибели.
Он поднял ко мне искаженное мукой лицо:
– Но моя рука нанесла удар.
– Если бы не ты, это сделал бы я, – сказал Дойл.
Мистраль спросил от двери:
– Что такое произошло, пока я был под пыткой?
– Многое, – ответил Дойл. – Но давай отложим рассказ на будущее.
Мистраль подошел к нам, но найти свободное место, чтобы меня обнять, было нелегко. Я протянула ему руку, и после секундного колебания он ее взял.
– Я пойду в ссылку вслед за тобой, принцесса.
– Я не могу оставить свой народ, – вздохнул Шолто, не вставая с колен.
– Тебе опасно оставаться здесь. Уже заявлено открыто, что вас троих намерены убить.
– Тебе надо уехать с нами, Шолто, или больше не выходить за стены холма слуа, – сказал Дойл.
Шолто обнял мои ноги, потерся щекой о бедро.
– Нельзя оставлять народ и без царя, и без царицы, – сказал он.
– Мертвый царь им пользы не принесет, – заметил Мистраль.
– Сколько продлится эта ссылка? – спросил Шолто.
– Как минимум до рождения детей, – сказала я.
– Я могу приходить из Лос-Анджелеса прямо в холм слуа, поскольку прямо в холме есть берег, спасибо нашей магии. Так что я смогу навещать холм, не становясь мишенью для сидхе.
– Ты говоришь «сидхе», не «Благие»? – удивилась я.
– Онилвин Благим не был, но помогал твоей кузине и ее приверженцам устроить покушение на Мистраля. У нас есть враги на обеих сторонах. Разве не поэтому ты покидаешь страну фейри, Мередит?
Подумав над его словами, я смогла только кивнуть.
– Да, Шолто, именно поэтому мы должны уехать из страны фейри. Здесь у нас больше врагов, чем могла предвидеть сама Богиня.
– Значит, отправляемся в изгнание, – сказал Дойл. Его бас пророкотал по моему телу, низким мурлыканьем успокаивая нервы.
– Отправляемся в изгнание, – повторил Мистраль.
– В изгнание, – подхватил Шолто.
Мы все были согласны. Осталось только найти Риса и Галена и сказать им, что мы уезжаем.
Глава двадцать вторая
Дойл одолжил у Шолто немагический кинжал – в кабинете в разных местах было спрятано оружие. Я подумала, оборудована ли спальня таким же образом, и решила, что да. Шолто не страдал лишним высокомерием и отсутствием осторожности – похвальная черта для воина сидхе и крайне привлекательная у царя. Нам предстояло сегодня спасаться бегством, так что иметь кое-какое оружие, не относящееся к древним артефактам силы, было очень кстати.
Дойл с помощью кинжала связался с Рисом. Чаще фейри используют зеркала, но первоначально магия отражений была связана с одной из немногих отражающих поверхностей, которые имелись при себе у любого фейри. Даже те, кто никогда не воевал, имели при себе нож для еды или для мелкой работы: у ножа много применений помимо убийства. А для магии достаточно нарисовать на клинке знаки какой-либо телесной жидкостью. Неизвестно, по какой причине, но зеркалам и этого не нужно, – почему, наверное, мы и перешли на зеркала.
Дойл слегка надрезал палец и мазнул клинок, потом наклонился к лезвию и позвал Риса.
Я сидела в большом офисном кресле Шолто, забравшись в него с ногами. Живая корона размоталась и исчезла туда, откуда пришла. Шолто тоже остался простоволосым. Наверное, магия добилась, чего хотела.
Не знаю, то ли это было последействие высокой магии, то ли нервная разрядка, но меня бил озноб, никак не связанный с температурой внутри волшебных холмов – она всегда одинакова. Бывает холод, ощущаемый не кожей и не убираемый одеялами – он холодит сердце и душу.
На большом и пустом письменном столе Шолто лежал меч Абен-дул. Проступившие на рукояти изображения никуда не делись, застыв в ее материале – не знаю уж в каком. На ощупь рукоять казалась костяной, но как будто не совсем. Резьба изображала миниатюрное нагое тело женщины, застывшей в позе ужаса и страдания, ее лицо вплавляется в ногу мужчины, упавшего на нее.