Булат Окуджава

ГЛОТОК СВОБОДЫ

Повесть о Павле Пестеле

Павел Пестель и его эпоха

В апреле 1821 года в тревожные и славные дни восстания греков за свою независимость в Кишиневе встретились впервые и долго беседовали два человека, имена которых потом составили гордость России, — Пушкин и Пестель. В дневнике А. С. Пушкина осталась запись: «9 апреля. Утро провел с Пестелем; умный человек во всем смысле этого слова… Мы с ним имели разговор метафизический, политический, нравственный и проч. Он один из самых оригинальных умов, которых я знаю…» О том, какое большое впечатление произвел на поэта новый знакомый, свидетельствует и сохранившийся в пушкинских бумагах набросок пером — резко очерченный профиль его собеседника — высокий прямой лоб, проницательный сосредоточенный взгляд, решительный волевой подбородок. Некоторые знакомые Пестеля склонны были усматривать в нем сходство с Наполеоном, и не только фигурой — небольшой, плотной и коренастой, но также твердым мужественным характером, воинской доблестью, разносторонними талантами. Главнокомандующий граф Витгенштейн говорил, что Пестель всюду будет на своем месте — и на посту министра, и во главе армии. С одинаковым успехом он мог быть также дипломатом и разведчиком, сам же готовился стать законодателем революции, главой и основателем величайшей республики на свете. Сподвижники называли его «гениальным» и гордились им как «одним из замечательнейших людей своего времени».

Павел Иванович Пестель, сын московского почт-директора, родился 24 июня 1793 года.

Годы учения сына вельможи — в александровское царствование И. Б. Пестель стал сибирским генерал-губернатором — в общем малоинтересны, если не считать того, что в течение четырех отроческих лет мальчик обучался в Германии. При возвращении на родину он сразу же попал в выпускной класс привилегированного Пажеского корпуса, и здесь учебное начальство осталось им недовольно: юноша не стеснялся порицать крепостное право, толковал о равенстве. «Пестель имеет ум, в который извне вливаются вольнолюбивые внушения», — отметил директор корпуса. Тем не менее в декабре 1811 года имя Павла Пестеля как первого по успехам выпускника было выбито золотыми буквами на мраморной доске.

Время было тревожное. В составе лейб-гвардии Литовского полка юный прапорщик двинулся в поход, навстречу военной грозе. Боевое крещение он принял в Бородинском сражении. Под вечер во время атаки французских позиций его тяжело ранили.

За храбрость, проявленную в бою, Кутузов наградил Пестеля золотой шпагой.

После восьмимесячного лечения, с незатянувшейся раной, из которой все еще выходили кусочки кости, двадцатилетий подпоручик поспешил вслед за действующей армией за границу, где его назначили адъютантом главнокомандующего графа Внтгенштейна. Вновь и вновь он отличается в сражениях, и его боевые подвит отмечаются пятью орденами. Но не золотые генеральские эполеты, не будущая карьера занимали молодого офицера. Он принадлежал к той славной дружине верных сынов отечества, чьи патриотические чувства пробудила всенародная война против нашествия Наполеона.

«Мы — дети 1812 года», — с полным правом говорили о себе декабристы. Военная страда сблизила лучших из офицеров с солдатами, заставила по-новому взглянуть на бедствия закрепощенного крестьянства. Невиданный патриотический подъем масс в годину Отечественной войны, когда «славные опасности», по выражению Н. Г. Чернышевского, «пробудили к новой жизни русскую нацию», вызвал в передовых офицерах чувство уважения к своему народу, стремление напомнить о его национальных заслугах и традициях, забытых дворянской аристократией.

«Война 1812 г. пробудила народ русский к жизни и составляет важный период в его политическом существовании», — говорил декабрист Иван Якушкин.

Освобождение России и Европы от наполеоновского ига служило доказательством в глазах декабристов способности русского народа «к самостоятельным действиям, и следовательно, и к самоуправлению». Декабристы желали видеть свободным «русский народ, первый по славе и могуществу своему».

Реальные основы и идейные источники мировоззрения декабристов не исчерпывались родной почвой. В первой четверти XIX века еще очень жива была память о событиях великой французской революции, провозгласившей освободительные идеи новой эпохи. Во время заграничных походов будущие революционеры увидели уже освобожденные от феодальных пут народы, близко познакомились с учреждениями и принципами, рожденными французской революцией.

Французская революция 1789 года, по свидетельству мемуаристов, была чуть ли не ежедневным предметом разговоров и жарких споров в среде деятелей тайного общества.