Глубина

— Есть куда положить? — вскинул на него тоже заблестевший испариной лоб Сергей Филиппович.

Он принялся считать деньги, вернее, не деньги, а пачки, сначала зеленые — с трешками, потом синенькие — с пятерками. После этих мелких пошли покрупнее. Червонцы и четвертные, под конец опять стали взмелькивать зеленые.

Стараясь не дышать на Сергея Филипповича, Шематухин наклонился над столом, разглядел, что было в последних зеленых пачках — то были полсотенные в отличие от захватанных, крученых и с трудом разглаженных трешек почти новенькие, чистые.

— Будешь считать или так поверишь? — спросил Сергей Филиппович.

— Ты же мне доверяешь. А я тем же концом по тому же месту.

— Смотри, Гриша, — строго вращая глазами, сказал Сергей Филиппович. — Я, сам знаешь, не Макаренко, опыты с деньгами проводить не имею права. Держи вот…

Он вытащил из-за шкафа сморщенную полевую сумку, сшитую из дерматина. Шематухин обтер сумку рукавом. Ощутив лишнюю тяжесть, отошел в угол и вытряхнул на пол десятка полтора гаек.

— Чего соришь-то?

— Извини, — сказал Шематухин. — Прямо министр!

— Смотри, дооскорбляешь…

Шематухин, подойдя к столу, кинул в сумку одну пачку денег, вторую. Подумав, пристроил сумку к краешку стола так, чтобы можно было сгрести в нее все деньги одним махом.

От такой беспечности у Сергея Филипповича будто потемнело в глазах, он часто заморгал, кхекнул.

— Ну и ну! — погрозил он пальцем Шематухину. — Будто какой хлам сгребаешь.

— А чего, — расхохотался охмелевший Шематухин. — Хлам и есть. Это только вы трясетесь: деньги, деньги…

— Куда уж нам… — опять кхекнул Сергей Филиппович.

— Слушай, я сейчас за бутылкой слетаю, — сказал Шематухин, — за свеженькой.

— Много будет, — помотал головой Сергей Филиппович. — В самолет не пустят.

Шематухин все еще запихивал деньги в сумку, ронял на пол пачку за пачкой и не успел очистить стол, когда вошел здешний зоотехник Фонин.

— А-а, на ловца и зверь бежит, — обрадованно крикнул Шематухин. — Ты мне барана отпустишь?

— Что за чушь он несет, Сергей Филиппович?..

— Погоди, сядь, — сказал ему Сергей Филиппович, — Как ты с народом обходишься? Запомни: баран — это не чушь! Человек месяц спал и видел этого барана, а ты ему плюешь в душу. Ты, Фонин, иди выпей за благополучную сдачу объекта и оформи документ на выдачу барана товарищу Шематухину Григорию Александровичу, бригадиру наемных строителей…

— Пока не забыл, — спохватился Шематухин. — Ты, Сергей Филиппович, выдай мне соответствующую филькину грамоту, что получил за произведенную работу… ну, сумму знаешь. Чтобы ко мне подозрениев не было.

Фонин после выпитого полстакана смягчился, виновато сказал:

— Вы, Григорий Александрович, извините, если что-то не так сказал.

— Ерунда, — простил ему Шематухин. — Барана приличного найдешь, я тебя на сабантуй позову.

— Найдем, — пообещал Фонин.

Шематухин старательно застегнул пряжку сумки, следуя совету Сергея Филипповича, повесил через плечо, в радостном возбуждении направился к двери.

— Одна на троих легко пойдет, — подмигнул оттуда.

Вторую бутылку пили опять без закуски, передавая из рук в руки сморщенное, обкусанное со всех сторон яблоко. Фонина развезло, Сергей Филиппович то и дело подливал ему из своего стакана, и он ходил из угла в угол, пытаясь спеть какую-то арию.

— Ну, покедова, — буркнул на прощание Шематухин. — Пойдем, Фонин.

На улице зоотехник сильно огрузнел, видно было, с трудом соображал, зачем вышел из правления и куда собрался идти. Шематухин повел его под руку к магазину. Не решаясь вместе войти внутрь, Шематухин тщательно прислонил зоотехника спиной к стене, а сам, еще крепкий на ногах, пошел брать еще бутылку.

Между тем Фонин слегка очухался, осмотрелся и разозлился, что его оставили в неподходящем месте. Он стоял на виду у всей деревни, то и дело терся спиной о стенку магазина, потому что колени его после первого хмеля стали подгибаться. Он с отвращением пытался припомнить, с кем и сколько выпил, но ничего из этого не вышло, пока не появилась подмога — живой Шематухин.

— Уведи меня отсюда, — попросил Фонин. — Что я, экспонат, что ли? Я же начальство…

— Ниче, пусть посмотрят, — засмеялся Шематухин. — Если при галстуке, значит, на тебя, гражданин Сутрапьян, не гляди, да? Ну, че таращишься?

— Какой Сутрапьян, чего ты мелешь? — Фонин попытался ожесточить расслабленный голос — Ты, часом, не этот… случайно, не Шематухин?

— Но. Пойдем, выпьем, трезвее станешь.

— А куда это мы идем?

— Ну, работничек, — засмеялся Шематухин. — Дорогу на службу забыл.

— Верно, черт возьми! — обрадованно вспомнил Фонин. — Ладно, уважу тебе барашка.

Они шли к ферме, горбато протянувшейся вдоль вытоптанного оврага, сквозь пыльное лопушье. Овчарня была старой, в соломенной крыше белели жердяные стропила.

Шематухин сумкой с деньгами заслонился от солнца, оглядел дряхлую постройку, досадуя, закашлялся.

— Тебе бы в этой развалюхе пожить с неделю, а! А еще колхоз-миллионер. Кха-х!

— Иди ты… — отмахнулся Фонин. — Много вас таких!..