Глубина [сборник]

— Да ничего это не значит, Леонид… Да! Ты захотел, и я вернул тебе часть твоих сил. Я могу вернуть всё. Бери. Владей. Твори чудеса. Входи в глубину без компьютера, ломай стены, строй дворцы. Я — сильнее. Я многому научился.

— Да. — Я киваю. — Верю. Вот только я знаю одну штуку… а ты — нет.

Темный Дайвер крутит в руках бокал. Качает головой.

— Блеф.

— Мир отражений вязок и жесток… — говорю я. — Нет. Не блеф.

Глубина-глубина, я не твой… Отпусти меня, глубина…

Стена. Не резина — камень.

Мне не выйти из глубины, пока Темный Дайвер рядом. И это не случайно.

Ты идешь по лесу и натыкаешься на стену. Твои действия?

— Почему ты ненавидишь Дибенко?

— Зачем тебе знать? Я знаю, ты простил ему все. Даже попытку тебя прикончить. А я не простил.

— Не в этом дело. Ты сводишь уже не мои счеты. Свои, личные. Почему?

— Какая тебе разница?

— Я хочу понять тебя.

Темный Дайвер усмехается.

— Понять — победить…

— Ведь Дибенко создал этот мир. Твой мир, единственный, где ты можешь жить. И даже его нападение… иначе Неудачник не дал бы мне часть своей брони… не дал тебя… Тебя бы просто не было…

Я замолкаю, я смотрю на Темного Дайвера.

Я понимаю.

— А я просил меня создавать?

Тихо. Очень тихо. «Трактиръ» вокруг начинает таять. Мир заволакивает туманом. Серая мгла, изнанка Диптауна.

Мир, где на самом деле и живет Темный Дайвер.

Мое всесильное отражение. Ожившие латы. Слепок души, снятый в моменты боли и страха, грусти и одиночества.

Мне было и хорошо, и плохо в глубине. Было хорошо — и я глотал свою радость, собирал ее до донца, выскребал начисто.

Было плохо — и я уходил. Оставляя свою броню один на один с тоской.

— Я просил меня создавать? — спрашивает Темный Дайвер.

— Никто и никогда не мог этого просить. Ни один человек.

Мы стоим по колено в сером тумане. Туман везде, туман клубится вокруг, наползает на лица, глушит голос. И нигде — ни искорки света.

— Но я не человек. Я живой. Я разумный. Но не человек. У меня нет дип-программы, Леонид. Я вижу Диптаун таким, каков он есть. Нарисованное солнце. Нарисованное небо. Нарисованные лица. Но я ведь знаю, что есть и другой мир.

— Он такой же.

— Нет. Он другой. Настоящий. Ты можешь поцеловать Вику — или разругаться с ней. Ты можешь поговорить с другом — или поссориться. Вы равны. Вы живете среди равных. Я тоже хочу жить так.

Глубина-глубина, я не твой…

— Что ты хочешь сделать, Леонид? Убить меня? Не выйдет. Как бы сильно ты ни ненавидел меня, это не даст тебе сил.

— Я тебя не ненавижу.

Темный Дайвер смеется:

— Да? Ну скажи — люблю… скажи!

— Я жалею тебя.

Он замолкает.

— Я жалею тебя, Темный Дайвер.

— Не стоит меня жалеть.

— Прости — я бросал тебя одного.

— Не надо!

— Прости — я отказался от самого себя. Я предал свою судьбу. Я думал, что все проблемы и беды можно решить за один раз. Что есть идеальные поступки и абсолютные истины. Что маленький уютный мирок может выжить в большом неуютном мире. Что можно закрыть окно и не слышать чужих голосов.

— Замолчи!

Темный Дайвер поводит головой, неловко, будто ему жмет нарисованная одежда. Я понимаю, что он хочет сделать.

Бежать.

Как убегал от него я.

— Я больше тебя не брошу… — говорю я и касаюсь его плеча.

Глубина-глубина, я не твой…

Радуга в его зрачках.

Серый туман рассыпается разноцветным снегом.

Шлем тяжелый… слишком тяжелый для моего нарисованного тела.

Я подставляю ладонь и ловлю снежинку. Смотрю в крошечный сияющий кристаллик.

Там кружатся цифры, бесконечные цифры, которых я не понимаю.

Там проплывают лица, бесконечные лица, которых мне не дано увидеть.

Я стою посреди радужного снегопада, посреди метели, которую кто-то красит, черпая краски с нескончаемой палитры.

— Я больше не брошу себя.

И Темный Дайвер во мне вздрагивает, когда хлопья цветного снега пронзают нас насквозь.

Настоящего снега в настоящем Диптауне.

Это совсем просто — менять мир.

Я иду сквозь снегопад. Подставляю лицо ветру. Под ногами — невидимая нить, натянутая вдоль пропасти.

Хочу ли я это сделать? На самом деле? Имею ли на это право?

Вечный вопрос, на который вечно не будет ответа.

Нет… будет. У тех, кто боится сделать шаг; у тех, кто не рискует подставить лицо ветру; у тех, кто срывался с моста.

Но ведь кто-то должен это делать?

Я протягиваю руку. Ловлю тяжелые цветные хлопья. Сжимаю в ладони, леплю снежок.

Кто-то скажет, что это разрушение.

Снег был цветным, а снежок стал белым…

Но это тоже цвет.

Я размахиваюсь и бросаю снежок вперед. Миг — и на столе в «Трактире» покрываются ржавчиной боевые патроны. Миг — и добровольцы, на чьих компьютерах стоит «Искусственная натура», ощущают короткое головокружение. Миг — и впереди вспыхивает теплый свет.

Делаю еще шаг. Мост скользит под ногами, торопит.

Я раздвигаю метель и вхожу в кабинет Дибенко.

Очень серьезный кабинет. Сразу внушает уважение. Не сомневаюсь, что и в реальности он столь же внушителен.