Кажется, это тот вопрос, на который он готов ответить.
— Некоторые исследования групповой психологии.
— Проводи их в другом месте.
Белесые глаза обшаривают меня с ног до головы:
— Ты здесь работаешь?
— Нет.
— Значит — мутант.
Я теряюсь от этой странной характеристики, и Кепочка поясняет:
— Утрата социальной и этической ориентации. Распад личности. Какая неизбежная и отвратительная метаморфоза.
Уже открывая дверь он добавляет:
— Неинтересно…
…Голос Вики догоняет меня на выходе:
— Подожди, Леонид. Не надо!
Прийти в себя — довольно трудная задача. Оказывается, моя правая рука вцепилась в пояс, а левая сжата в кулак. Смотрю на Вику, ощущая, как медленно спадает ярость.
— Это был Кепочка? — уточняю на всякий случай.
— Да.
— Кажется, я начинаю понимать вашу реакцию…
— Остыл? — интересуется Вика. — Молодец. Пойдем. Мне уже не по себе от недавней вспышки. Странно, не ожидал, что меня можно так легко завести — ничего в общем-то не значащими словами.
— Кто он такой, Вика?
Она чувствует, что на этот вопрос придется дать ответ.
— Ничего особенного. Просто человек, считающий себя вправе судить окружающих.
— Например — виртуальных проституток?
— Не только. Я знаю еще пару мест, где Кепочка ставит свои эксперименты.
— Он что-то говорил о психологии…
Непонятно почему, но эти слова Вику смешат:
— Личность, не способная к созиданию, обязательно ищет оправдания деструктивному поведению. Очень часто они принимают форму отстраненного наблюдения за несовершенствами мира. Особенно за такими, как наш бордель…
Мы проходим в дверь, с которой улыбается черный котенок, и Вика продолжает:
— Психология, в общепринятом понимании, крайне простая наука. Люди, не способные самостоятельно вбить гвоздь или срифмовать пару строчек, ни капли не сомневаются в своей способности понимать и судить других. В крайних проявлениях это становится смыслом жизни и источником самоутверждения.
— Кто ты, Вика?
— Психолог. Доктор, если тебе интересно.
Она садится, стряхнув со стула каменную крошку. Комната после землетрясения явно нуждается в уборке. Поскольку второго стула все равно нет, я опускаюсь на корточки.
— А тема твоей диссертации?
— «Сублимация аномальных поведенческих реакций в условиях виртуального пространства».
Словно извиняясь, она добавляет:
— Принято формулировать таким языком.
Вот оно что…
— Ты изучаешь таких, как Кепочка? — спрашиваю я. — Настоящий охотник за охотниками липовыми?
— Нет. Уже давно нет, Леня. Изучать было интересно полгода, год. А сейчас — все они на одно лицо. И Кепочка, и остальные подобные ему. Все патологии едины, и если ты знаешь одного психопата, то можешь предсказать поведение тысячи.
— Тогда, зачем…
— Потому что они есть. Здесь деструкция, прущая из них, может причинить боль одному, нескольким людям. В реальной жизни они оставят за собой след из сломанных судеб, отравленной любви, осмеянной дружбы. Может быть, даже из крови. А здесь они безвредны. Весь их гонор, звериные реакции, интриги и самомнение — пыль. Пыль на ветру.
— Но ведь тебе тяжело — здесь!
— И что с того? Больно не мне настоящей. Больно мне нарисованной.
— Вика…
— Я тебя прошу — не вмешивайся в дела Заведения. А то Мадам снимет твой доступ.
Она улыбается, и я теряюсь.
— Ладно.
— А за его пределами?
— Это уже вопрос личной свободы.
Вика разводит руками.
— Леонид, тебе сколько лет?
— Меняемся? — быстро спрашиваю я. — Информация на информацию?
В виртуальности никто не афиширует свои биографические данные. Но Вика даже не подозревает, насколько их не привык афишировать я.
— Хорошо. Мне двадцать девять, Леонид.
Прежде чем ответить, я еще успеваю обрадоваться.
— Тридцать четыре.
— Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с небольшим.
Не стоит говорить, что мои опасения были прямо противоположными.
— Виртуальность лжива.
— Нет. Виртуальность — как лед. Мы вмерзаем в нее раз и навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел, но то, первое, всегда будет заметно.
— Твоей первой маской была Мадам?
Вика берет со стола сумочку, достает сигареты, закуривает:
— Да, Леня. Мы получили грант на исследование сексуального поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом повернуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала такой образ — уверенная, тертая жизнью, все повидавшая хозяйка борделя.
— Он получился, — признаю я.
Вика выдыхает дым и спрашивает с легкой иронией:
— Может быть, я такая и есть? В глубине души?
— А мне плевать.
Вру я, вру. Но Вика не спорит.
— Зуко тебя успокоил?
— Почти.
— Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего приятеля.
Смотрю на часы. Время еще есть.
— Это не так просто, Вика. Тут важно угадать и прийти за ним вовремя.
— Смешной вы народ, хакеры, — бросает Вика. Мне тоже смешно. Надо же! Меня посчитали крутым программистом.
— Ты позволишь у тебя поспать?
— Что?
— Поспать. Я почти сутки в
Вика — вот чудо — подходит к вопросу по-деловому.
— Тебя разбудить?
— Да, через два часа.
— Спи. Будь как дома. Я сама тебя разбужу.