Глубина в небе

Тропинка вывела в сад на склоне холма, выходивший на ручей, впадавший в пруд. При свете красноватой дуги Тригве можно было разглядеть столы и маленького человечка, который поднялся его приветствовать.

– Здравствуйте, магнат Ларсон!

Фам сделал полупоклон, который раньше он отметил как приветствие среди равных. Ларсон ответил тем же, и Фам почему-то понял, что он ухмыляется.

– Здравствуйте, капитан флота Нювен. Садитесь, пожалуйста.

Есть культуры, в которых торговля не может начаться, пока каждый не устанет до смерти от пустой болтовни. Здесь Фам этого не ожидал. Ему надо вернуться в гостиницу через 20 Ксек – и для них обоих будет хорошо, если другие картели не сообразят, где был Фам Нювен. Но Гуннар Ларсон, кажется, не спешил. Иногда молнии Тригве выхватывали его из темноты: типичный уроженец Итре, но очень старый, с поредевшими белокурыми волосами, сморщенной бледной кожей. В сверкающем молниями сумраке они просидели больше двух килосекунд. Старик вел болтовню об истории Фама и прошлом Тригве Итре. Черт, может, это он на меня злится, что загадил его цветы? А может, на Итре так принято. Светлая сторона была в том, что Ларсон отлично говорил по-анимски, и Фаму этот язык тоже был хорошо знаком.

В усадьбе Ларсона было до странности тихо. В городе Дирби обитал почти миллион народу, и хотя чудовищно высоких зданий не было, в тысяче метров от элитной секции Хаскерстрейд урбанизация была полной. Но здесь самым громким звуком была пустая болтовня Ларсона – и плеск водопадика на холме, который теперь слышал Нювен. Изогнутый дугой свет Тригве отражался в пруду. Какие-то большие создания всплывали к поверхности, и свет рябил. Кажется, мне начинает нравиться световой цикл Итре.

Еще три недели назад Фам ни за что бы не поверил, что такое возможно. Дни и ночи были длиннее, чем в любом ритме, который Фам мог бы счесть приемлемым, но полдневные затмения давали передохнуть. А через некоторое время перестаешь замечать, что почти в каждом цвете есть примесь красного. На этой планете была какая-то уютная защищенность; эти люди уже тысячу лет сохраняли процветающий мир. Может быть, это и есть мудрость…

И вдруг, не прерывая потока тривиальностей, Ларсон спросил:

– Значит, вы думаете узнать секрет локализаторов Ларсона?

Фам знал, что его удивленное выражение не укрылось от глаз собеседника.

– Сперва я хотел бы узнать, действительно ли такая вещь существует. Слухи очень умозрительные… и очень неопределенные.

Зубы старика блеснули в улыбке.

– Да, они существуют. – Он повел рукой вокруг. – Они переносят мои глаза повсюду. Они превращают ночь в день.

– Понимаю.

Старик не носил скорлупок. Может быть, он догадался о сардонической гримасе Фама?

Ларсон тихо засмеялся.

– Да, да! – Он коснулся виска. – Один из них вот здесь. Остальные с ним согласуются и точно стимулируют мой зрительный нерв. С обеих сторон это требует большой тренировки. Но если у вас есть достаточно локализаторов Ларсона, они эту нагрузку выдерживают. И могут синтезировать вид в любом выбранном мной направлении. – Он почти незаметно шевельнул рукой. – Фам Нювен, выражение вашего лица мне ясно, как день. А с помощью локализаторов, севших пылинками вам на руки и шею, я могу заглянуть даже глубже. Я могу слышать биение вашего сердца, частоту вашего дыхания. Если сосредоточиться… – он склонил голову набок – можно оценить даже кровоток у вас в мозгу. Вы искренне удивлены, молодой человек.

Губы Фама стиснулись в злости на себя. Этот старик больше килосекунды его калибровал. Будь это все в кабинете, вдали от этого сада и тихой темноты, Фам был бы более насторожен. Сейчас он пожал плечами.

– Ваши локализаторы несравненно интереснее всего остального, что существует на данной стадии цивилизации Итре. Я был бы очень заинтересован приобрести некоторые образцы – и даже более заинтересован в программной базе и заводских спецификациях.

– С какой целью?

– Она очевидна и несущественна. Важно то, что могу дать вам в обмен. Ваша медицина хуже, чем на Намчене или Кьелле.

Кажется, Ларсон кивнул.

– Она хуже, чем была до Катастрофы. Мы так и не восстановили старые секреты.

– Вы назвали меня «молодой человек», но сколько лет вам самому, сэр? Сто? Девяносто?

Фам и его персонал очень внимательно изучили Итрийскую сеть, оценивая местную медицину.

– Девяносто один ваших тридцатимегасекундных лет, – сказал старик.

– Так вот, сэр, я прожил сто двадцать семь лет. Это не считая анабиоза, разумеется.

И все еще выгляжу молодым.

Ларсон замолчал, и Фам был уверен, что записал очко в свою пользу. Может быть, не так уж невозмутим «магнат-философ».

– Да, я был бы рад быть молодым. И миллионы отдали бы миллионы за это. Что может дать ваша медицина?

– Столетие-другое такого же вида и состояния, как у меня. После этого два или три столетия видимого старения.