Сейчас они с Чиви сидели на верхушках деревьев в парке Кенг Хо, играя в медленную и терпеливую игру с «жучками». Она была здесь уже 10 Ксек, а папа чуть дольше. Он поручил ей найти отличия ДНК в штамме мусорных пауков, выведением которого был занят. И даже сейчас он доверял ей эту работу, лишь проверяя результаты примерно раз в килосекунду. Остальное время он был занят осмотром листьев и мечтательным размышлением о том, как выполнить проекты, порученные ему Анне Рейнольт.
Чиви посмотрела под ноги, на парковую подстилку. Деревья – это были цветущие амандоры, выведенные для микрогравитации тысячи лет назад людьми, подобными Али Лину. Листья росли так густо, что орлиное гнездо Чиви с отцом было почти не видно из теней внизу. Даже без гравитации направление ветвей и голубое небо придавали парку ориентацию. Самыми большими настоящими животными здесь были бабочки и пчелы. Чиви слышала пчел, видела время от времени ломаную траекторию их стремительного полета. Бабочки были повсюду. Вариации микротяготения были ориентированы по искусственному солнцу, и потому полет бабочек давал посетителю еще одно психологическое подтверждение понятий верха и низа. Сейчас в парке, формально закрытом на обслуживание, других людей не было. Вообще-то насчет обслуживания было неправда, но Томас Hay ее на этом не ловил. На самом деле парк стал просто слишком популярным, и эмергенты любили его не меньше людей Кенг Хо. Настолько много бывало здесь народа, что Чиви стала обнаруживать отказы системы; мусорные паучки не успевали всюду.
Она посмотрела на лицо отца (мысли его были не здесь) и улыбнулась. В определенном смысле действительно идут работы по обслуживанию.
– Вот тебе последние различия; это то, что ты ищешь, па?
– А? – Отец не поднял глаз от работы. Потом вдруг, кажется, до него дошло. – В самом деле? Давай посмотрим, Чиви. Она передала ему список.
– Видишь? Здесь и вот здесь. Соответствие кода, которое мы ищем. Воображаемые диски изменятся именно так, как ты хочешь.
Папа хотел усилить метаболизм, не теряя границ популяции. В парке у насекомых не было бактериальных врагов; борьба за существование велась среди геномов.
Али взял у нее список. Ласково улыбнулся, почти поглядев на нее, почти заметив.
– Хорошо, ты очень правильно проделала фокус с мультипликатором.
Эти слова были ближе всего к тому, что могла Чиви Лин Лизолет вспомнить из прошлого. В возрасте от девяти до четырнадцати Чиви проходила обучение Лизолетов. Одинокое это было время, но мама была права. Чиви прошла долгий путь взросления, научилась быть одна в великой тьме. Она изучила системы жизнеобеспечения, которые были специальностью ее отца, узнала небесную механику, на которой держались все конструкции ее матери, а больше всего узнала, как она любит быть возле других, когда они бодрствуют. Ее родители несколько из этих лет провели в анабиозе, разделяя обязанности по поддержке систем между ней и техниками Вахты.
Теперь мамы нет, а папа Фокусирован, и его душа поглощена только одним: биологическим управлением экосистемами. Но в пределах Фокуса он и она могли общаться. За годы после нападения они мегасекунды проводили в общих Вахтах. Чиви продолжала у него учиться. И иногда, когда они углублялись в тонкости устойчивости видов, иногда это бывало как раньше, в детстве, когда папу так захватывала его страсть к живым существам, что он, казалось, забывал о том, что дочь его – человеческая личность, и их обоих поглощали чудеса, значащие больше, чем они сами.
Чиви изучала различия – но в основном наблюдала за отцом. Она знала, что он уже близок к окончанию работы с мусорными пауками – по крайней мере своей части проекта. Долгий опыт подсказывал ей, что тогда будет несколько мгновений, когда Али будет доступен общению, когда его Фокус будет искать, на что новое себя направить. Чиви про себя улыбнулась. У нее такой проект есть. Это почти то, что Hay и Рейнольт хотят для папы, так что перенаправить его будет можно, если правильно сыграть.
Вот, наконец.
Али Лин вздохнул, довольно оглядев окружающие ветви и листья. У Чиви было секунд пятьдесят. Она соскользнула с ветви, удерживаясь концами пальцев ног. Подхватив пузырек бонсай, пронесенный сюда тайком, она отдала его отцу.
– Помнишь, па? По-настоящему маленькие парки? Папа не оставил ее слова без внимания. Он повернулся быстро, как нормальный человек, и глаза его расширились при виде прозрачной пластиковой сферы.
– Ага! Если не считать света, полностью замкнутая экология. Чиви передала пустой пузырек ему в руки. Пузырьки бонсай в тесноте звездолетов стояли где только можно. Они бывали всех уровней сложности, от кусочков мха и до конструкций почти таких же сложных, как парк времянки. И еще…
– Это поменьше, чем те проблемы, что мы сейчас решали. Я уверена, что твое решение сработает и здесь.
Обращение к профессиональной гордости Али действовало часто – почти так же часто, как обращение к родительской любви. Теперь только надо поймать отца в нужный момент. Он прищурился на пузырек, кажется, определяя на ощупь его размеры.