Глубокая зона

– Завершить мне не удалось. По объективным причинам. Элу, видимо, тоже?

Барнард покачал головой.

– Доктор Канер… Эл… он очень хороший микробиолог. Знаю, вы с ним нашли общий язык. И замечательно сработались.

Они действительно сплотились как одна команда, хотя далось это далеко не сразу. Эл, более чем на двадцать лет старше Халли, сначала показался ей одним из тех мужчин, что внимательно изучают ценники в супермаркетах и читают книги за едой в ресторанах быстрого питания. В первые месяцы в лаборатории он не говорил ни о чем, кроме работы, и неизменно обедал в одиночку. Он никогда не проявлял грубости, просто был отшельником по характеру.

Месяц за месяцем они работали в тесной лаборатории, ни на минуту не забывая, что в непосредственной близости находятся болезнетворные микроорганизмы четвертого уровня опасности, погубившие сотни миллионов людей на земле. Постепенно Халли прониклась уважением к способности Канера работать в стрессовых ситуациях и точности его лабораторных методов. И, конечно, почувствовала, что он тоже ценит ее увлеченность наукой, а еще больше – талант твердой рукой управляться с такими демонами, как Yersinia pestis[17]

.

Через восемь месяцев они стали ходить вместе в столовую. Его выбор никогда не отличался разнообразием: яблоко, коробочка сока «V8», сэндвич из белого хлеба, салата, тунца, латука и помидора. Пустую болтовню Канер не любил, зато, к ее радости, с удовольствием пускался в разговоры о микробиологии. Как-то раз она упомянула, что ЦКЗ недавно отправил группу специалистов в пещеры Габона на поиски патогенов.

Жуя сэндвич, он как ни в чем не бывало произнес:

– Африканские пещеры ужасны. Я спускался в Бандубьо.

Халли едва не выронила из рук чашку с кофе.

– В Бандубьо?

От ее изумленного взгляда Канер смутился.

– Ну да. В две тысячи третьем… или четвертом…

– Боже! В этой пещере обнаружили вирус Эбола B. Самый страшный из всего семейства. Что вы там делали?

– Я входил в команду вирусологов и микробиологов ВОЗ. Некоторые подхватили геморрагическую лихорадку, отведав Passiflora edulis неподалеку от входа.

– Маракуйю?

– Именно. Мы определили, что плоды заразили крыланы. Маракуйю и маниоку.

– Бандубьо… – повторила Халли, качая головой. – Говорят, та еще пещера.

– Там много вертикальных участков. А чтобы попасть в темную зону, пришлось нырять. Внутри пещера чистая. Но начиная с сумеречной зоны снаружи полости, облюбованной летучими мышами, – кишмя кишит вирусами, которые оказались новым видом Эбола.

– Я и представить себе не могла, что вы занимались такими полевыми работами.

– А, нужда заставит… Я нечасто выбираюсь в экспедиции, чтобы оттачивать практические навыки. Однако когда надо – не подкачаю.

Об этих качествах Эла Канера она не знала. Впрочем, подтянутость и достаточно хорошая физическая форма позволяли предположить, что спускаться в неизведанные пещеры ему не впервой. И Халли не могла им не восхищаться. Пещеры опасны и требуют технических навыков, например, в скалолазании, вертикальном подъеме и спуске, подводном плавании. А хуже всего то, что в таких пещерах живут патогены, обладающие чудовищной вирулентностью.

– Как я понимаю, ты не понаслышке знакома с пещерами, – предположил он.

Интересно, что еще ему обо мне известно, подумала Халли, но не стала спрашивать вслух. УПРБ – организация маленькая. Люди всегда не прочь поболтать.

– Да. Спускалась ради интереса и по работе. В подводные пещеры тоже.

– Чтобы заниматься этим ради интереса, нужно быть особенным человеком. Это очень опасно.

– Да, ошибки не прощаются, совершенно точно.

Они еще немного поговорили о пещерах и вирусах и снова принялись за еду. С того дня Халли смотрела на своего коллегу совсем по-другому. Слишком многое порой незаметно глазу, думала она. И еще: все, что ему нужно, – это внимание и забота.

Со временем отношения крепли. Они рассказывали друг другу о себе, посмеивались над странностями сослуживцев, мыли кости бюрократам и политикам, что сближало их еще сильнее. Больше всего Халли удивилась, когда обнаружила, что Канер – ходячая бейсбольная энциклопедия. Особенно он любил пятидесятые годы – «золотой век бейсбола», как он называл это время. Мог на память привести статистику, процент отбитых ударов и перечислить двойные ауты. Его завораживали звуки бейсбола. Не удар мяча о перчатку кетчера и не звук удачно отбитой подачи; больше всего ему нравилось произносить имена бейсболистов, которые он читал как стихи:

– Грэнни Хамнер. Энос Слотер. Райт Дюрен. – Пауза. – Паоло Дискоменидес. Харт Уоркман. Джо Болт. – Пауза. – Джино Чимоли. Рэббит Хоппер. Арти Дедо.

Халли никогда не любила бейсбол. Один из ее братьев играл правым защитником за Дюкский университет, второй – крайним нападающим за университет Колорадо в команде, причисленной к государственным[18]. В школе оба были звездами, поэтому с десяти лет она ходила на футбольные матчи. Тем не менее ей нравилось слушать, с каким упоением ее коллега перечисляет имена бейсболистов, и видеть улыбку на его лице.