Глубокая зона

Воздух из ранца ИСОЖ или внешнего источника создавал во внутреннем пространстве избыточное давление – чтобы внутрь, даже если треснет пластмасса, не проникли патогенные организмы. Объединенный с костюмом шлем в форме ведра из более толстого материала, достаточно прозрачного, легко покрывался царапинами и через несколько недель был похож на лобовое стекло с паутиной трещин. После истирания противозапотевающего слоя – что обычно занимало не дольше месяца – видимость становилась еще хуже. Рукава костюмов заканчивались защитными перчатками, которые давали пальцам едва ли большую подвижность, чем варежки. Поскольку костюм в надутом состоянии удваивал объем своего обладателя и добавлял фут росту, то требовалось постоянно рассчитывать движения, чтобы часом не налететь на оборудование, других людей и не перевернуть контейнеры с болезнетворными организмами, одна тысячная унции которых могла уничтожить все население планеты.

Костюмы УБЗ-4 «Кемтурион» разработали для защиты лаборантов от чудовищ невидимого мира – заирского штамма Эбола, вируса суперчумы, чумной пневмонии и многих других, в том числе АКБ, – и они хорошо справлялись со своей задачей. Однако на перегруженного работой врача в зоне боевых действий они не были рассчитаны, и Стилвелл с самого начала отказалась экипироваться. Старше ее по званию в Тероке никого не было, и никто не мог ей приказать облачиться в это неуклюжее снаряжение. Что ее вполне устраивало.

– Вы же не хотите подцепить эту дрянь, док. Удивительно, как вы еще не заразились.

Диллону было двадцать три. Тощий, бритый наголо. На пальце обручальное кольцо. Дома, в Атланте – Стилвелл знала – его ждали двое ребятишек. В восемнадцать лет он поступил на службу, армию любил, собирался делать карьеру.

– Ну, иммунитет у врачей – будь здоров. Какой только заразы я не перевидала за годы работы. Меня, наверное, ничто не возьмет.

– Молюсь за вас, док, – выдохнул Диллон и скорчился от боли – Стилвелл сняла повязку с одной из кровавых, гноящихся ран на его животе.

Инфекция прогрессировала не так быстро, как у Уаймана, Вашингтона и других – к счастью, внутривенные инъекции колистина замедляли ее развитие. Однако постепенно она брала верх над лекарством, несмотря на растущие дозировки.

– Извините, – сказала Стилвелл. – Знаете, о чем я хотела спросить, сержант? Вы когда-нибудь слышали о сериале «Дымок из ствола»?[24]

– Разве что сто миллионов раз, мэм. – В голосе Диллона прозвучала боль, но уже другого свойства.

– И вам знаком Маршал Диллон? Его играл Джеймс Арнесс.

– Еще бы, мэм. В наших местах носить имя копа… Лучше уж быть парнем по имени Сью.

– Если не возражаете, спрошу: зачем вашей матери понадобилось вас так назвать?

– Это не она, мэм. Это моя тетка.

– Да? И как же случилось, что имя выбирала она? – Стилвелл продолжала осматривать больного. Отвлекай его разговорами.

– Мать ушла, как только выписалась из роддома. Никогда ее не видел. Меня воспитывали тетя с дядей.

– Думаю, вам еще повезло…

– Как это, мэм?

– Вас могли назвать Фестусом.

Он посмотрел непонимающим взглядом.

– Это другой персонаж в том сериале.

– Ну да, – кивнул Диллон, скривившись. – Так было бы хуже. Звучит как название болезни.

Он слегка улыбнулся, но тут же нахмурил брови.

– Мэм, как моя болячка?

Она никогда не лгала пациентам.

– Прогрессирует. Хотя с антибиотиком гораздо медленнее.

– Значит, лекарство помогает?

– Похоже, да.

– Хорошо, а то эта паску… э-э… разворотила мне желудок. Во мне вода не держится.

– Введем внутривенно другое лекарство, чтобы предотвратить обезвоживание. При необходимости и кормить вас будем таким же образом.

– Док… вы уже говорили с моей женой?

– Пока нет, сержант. Батальон изолирован. Связи нет. Я и со своими-то не разговаривала пять дней.

– Не хотят пугать людей, да? Это понятно. Но, док, если вы все-таки будете с ней говорить…

– То что?

Ей не сосчитать, во скольких перестрелках участвовал Диллон, и не представить, сколько ужасов он видел. Один из лучших военнослужащих, хладнокровный, знающий свое дело стрелок, при этом бережно относящийся к людям. Редкое сочетание. Сейчас его глаза наполнились слезами.

– Док… послушайте. Давайте без дураков. Вряд ли мне удастся выкарабкаться. Я в курсе про Уаймана, Энджела и остальных. Вы, конечно, умеете скрывать… но не настолько хорошо. Прошу, не рассказывайте, как я плох, мэм. Ей и так не сладко приходится с детьми. Кто знает, вдруг случится чудо и я поправлюсь.

Она опустила глаза – между локтем и запястьем ран нет – и крепко сжала его руку.

– Теперь послушайте вы, Маршелл Диллон. Я вовсе не думаю, что вы умрете. И чтобы впредь я этого не слышала. Ясно? – Слова прозвучали сурово, как приказ, однако взгляд оставался добрым.

Он улыбнулся в ответ, на глазах все еще блестели слезы.

– Вас понял, мэм.

Стилвелл закончила осмотр восьмерых больных в палате А и направилась в Б – там лежали еще четверо. В коридоре между двумя палатами к ней подошла медсестра в пневмокостюме. Стилвелл положила ладонь на закрытую пластиком руку.

– Памела.

– Да, мэм.

– Какой сегодня день?

– Вторник, мэм. Уже вечер.