Глубокий контакт

Северянин промолчал. Он слушал тяжелое дыхание грабберов в наушниках гермошлема.

— Ник, что с вами? — Анна коснулась его рукой. — Вы устали?

— Нет. Я задумался.

— А я устала, — сказала она. — Эти пещеры действуют мне на нервы. У меня начинается клаустрофобия. И мне безумно хочется снять гермошлем.

— Кстати, а почему мы в гермошлемах? — спросил Сайкс. — В Уваре и Ураниум-Сити их почти не носят, а тут…

— Сними — узнаешь, — хмыкнул Пудинг. Северянин услышал издевательский смех остальных грабберов.

— Не советую снимать шлем, — сказал Апостол. — Вы не могли не заметить, что пещеры безжизненны. На то есть причина.

— Последствия Армагеддона, — догадался Северянин. — В пещерах нет вентиляции, и «UZ» все еще действует.

— Наш подарок этой планете, — с горечью сказал Апостол. — Идем дальше. Осталось совсем немного.

Станция оказалась совершенно разрушенной. От самого здания вокзала остался лишь бетонный каркас, верхний этаж обвалился, и груды обломков окружали серые стены, иссеченные ветром и временем. Стальной монорельс проржавел, силовые опоры склонились в разные стороны, будто расшатавшиеся зубы. С серыми руинами странно контрастировали разноцветные вагончики — красные, синие и зеленые. Армированный пластик их кузовов время не смогло изглодать так же жестоко, как бетон и металл.

Привал устроили на втором этаже вокзала, среди куч мусора, битого стекла и перекрученных дюралевых балок. Апостол, проверив свой газоанализатор, разрешил снять гермошлемы. Северянин с наслаждением вдохнул горячий пахнущий пылью ночной воздух, обтер мокрое лицо, расчесал пальцами потные волосы. Надя и Анна распаковали рюкзаки с припасами, разожгли походную печку. Грабберы молча занимались своим снаряжением, не обращая на Северянина и Сайкса никакого внимания. Впрочем, Северянин так устал, что ему было не до разговоров. Усевшись на бетонную балку в углу, он закрыл глаза и попытался расслабиться.

У него не было чувства радости. И дело вовсе не в том, что ноги гудят, и все тело наполняет болезненная тяжесть. Они прошли за Линию — станция располагается на Территории Хаоса. Ну и что? Все только начинается. А впереди одна неизвестность. Тягостная, грозная и неопределенная.

Он вздрогнул, когда рядом появилась Анна. Она протянула ему миску с разогретой консервированной фасолью и мясом, села рядом.

— Очень вкусно, — похвалил Северянин, попробовав еду. Есть ему не хотелось.

— Ничего особенного. Всего лишь консервы. Когда-нибудь я угощу вас своими пирогами. Любите сладкие пироги?

— Люблю, — Северянин вздохнул. — Вишневый. И яблочный.

— Что-то вас гнетет, Николай. Вы будто боитесь чего-то.

— Вам не стоило идти вместе с нами. Здесь опасно.

— Ну и что? — Анна пожала плечами. — Я не могла отпустить Вадима одного. И вас тоже. Вы как ребенок. Большой, сильный и удивительно наивный.

— Я видел вас во сне, Анна. Этот сон испугал меня.

— Я была в вашем сне такой страшной? Слишком сильно накрашенной, или наоборот?

— Вы шутите, а мне не до шуток. Сон был не совсем про вас. Больше про эту чертову планету. Она пугает меня. Когда я прилетел сюда, Аваллон был просто планетой. Унылой, мрачной, неприветливой, почти безжизненной, но все-таки вполне реальной и понятной. Это была обычная пустыня, и только. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше она меня приводит в ужас. Мне кажется, здесь что-то есть. Мы не можем видеть этого, но оно рядом. Глупые страхи, правда?

— И вам кажется, что вы начинаете сходить с ума?

— Возможно, — Северянин улыбнулся. — Не обращайте внимания на мою болтовню. Это все нервы. Я слишком долго ждал этого дня, но теперь даже не могу обрадоваться по-настоящему. То, что ждет меня… ждет нас, кажется мне чем-то непреодолимым. Если оно не убьет нас, то изменит неузнаваемо. Изменит так, что вся предыдущая жизнь покажется незначительной и бессмысленной. А я должен вернуться обратно, к моей жене.

— У вас тоже есть это чувство? Я имею в виду — чувство путешествия, из которого не будет возвращения?

— Есть.

— А разве жизнь не похожа на такое путешествие? Мы с вами никогда не вернемся в прошлое. Стоит ли этого бояться?

— Откуда у такой юной девушки тяга к философии?

— Конечно, вам трудно такое представить. Ведь ваша жена — она другая, так ведь?

— Вы не знаете моей жены. Давайте не будем о ней говорить. Мне это неприятно.

— Неприятно, что я с вами о ней говорю? Разумеется, я ведь для вас чужой человек. А вы очень любите свою жену.

— Очень люблю, — Северянин отвернулся. — Закроем эту тему.

— Извините, — Анна собралась уйти, но Северянин ее остановил.

— Нет, не уходите, — сказал он. — И не извиняйтесь. Я должен просить прощения. Вы ни в чем не виноваты. Вы очень добры ко мне, и я благодарен вам. Побудьте со мной. Мне спокойно с вами.

— Перестаньте думать о плохом, Николай, — Анна провела пальцами по его щеке. — Все будет хорошо. Вы получите то, что ищете. Я знаю это наверняка. Только думайте о хорошем. Аваллон совсем не так страшен, как вам кажется.

— Один вопрос, Анна. Зачем вы идете с нами? Чем вы можете помочь Вадиму?