Глухая Мята

– Вы не огорчайтесь! – И механик делает такой жест, точно хочет похлопать по плечу и Георгия Ракова, но вовремя сдерживается: Раков глядит на него презрительно.

– Вы здесь дурачков не ищите! – огрызается он. – Еще посмотрим на вас! Посмотрим!

И предостерегающе машет пальцем.

4

Над зубчатой стеной тайги таращатся глазастые звезды. Похожий на обсосанный леденец, висит месяц. Сосны стоят на длинных ножках-тенях, и от этого тайга кажется точно висящей в воздухе. Под ногами рвутся, лопаются льдинки, замерзшая земля гудит медью. Тайга притихла, затаилась, спрятала в небе вершины деревьев. Тихо. А в ушах Федора Титова неумолчный голос. Чудится ему, что звучат сосны, земля, небо; голос течет с деревьев, струится из чащобы. В сердце голос отзывается болью, в груди образуется холодная, щемящая пустота. А голос не стихает, он наполнен им до предела. Кроме этого голоса, нет ничего – ни звезд, ни неба, ни просквозившей тайгу лунности.

В ушах Федора Титова звучит голос Лены – жены Георгия Ракова: «Мы все целуем тебя, Георгий…» Низкий, гитарный голос. Мысли Федора путаются, ноги несут неизвестно куда, он спотыкается, спешит. Звучит голос. Слушать его – мученье и радость. От него хочется бежать и – возвращаться к нему. «Мы соскучились, Георгий…» В это мгновенье Лена, наверное, взмахивает ресницами. Нежность застывает в маленьком овальном подбородке.

От голоса не уйти, не спрятаться. В этом боль и счастье. Лунной грядой бежит Федор Титов, словно убегает от самого себя. И не может уйти! И не может спрятаться!.. Не знал он, что самым тяжелым в тоске по Лене окажется ее голос, послышавшийся из динамика радиостанции. Ко всему привык Федор – видеть ее, говорить с ней, слушать на собраниях, – но сегодняшнее нежданно! Голос из динамика повернул время назад. На четыре года попятилось оно. Голос, как магнит, приблизится к сердцу, прижмет, а когда с болью оторвешь, тянет снова.

Старая трухлявая сосна на пути Федора. Наткнувшись на нее, он приходит в себя, одумывается, встряхивается, и голос на секунду пропадает. Резко повернувшись, Федор идет назад. С каждым шагом он прямится, строжает – солдатом на учебном плацу шагает Титов, презрительно усмехаясь. Голос Лены совсем затихает, удаляется, слышен другой – внутренний голос самого Федора. В Федоре тоже, как в Григории Семенове, как в каждом человеке, живут двое: один – тот, что на людях, другой – в одиночестве. Насмешничает, издевается второй человек над Федором Титовым. «Баба ты, Федор Титов! Тряпка! Распустил слюни, как мальчишка! Безвольный ты человек! Прав Валентин Семенович – не умеешь держать себя в руках!»

Казнит Федора внутренний голос: «Нет воли, вот и презирают, не любят тебя люди! Тот же Гришка-кенгуру в сто раз лучше тебя. Конечно же! Настойчивый, деловой мужик, умеет добиваться своего, знает дело, не ленив. Ты же, Федор, заносчив, себялюбив, несдержан, ленив! И ко всему этому завистлив! Да, да! Ты завидуешь Гришке, что его, а не тебя назначили бригадиром. Поэтому злишься на него, подкапываешься, выискиваешь ошибки. Ты ненавидишь Гришку за то, что он лучше тебя! Будь откровенен хоть наедине с самим собой, Федор Титов! Ты не любишь Виктора и Бориса оттого, что завидуешь их знаниям, тому, что они научились за месяц работать почти на всех машинах, а ты учился год!..» Решимостью, настойчивостью наливается внутренний голос Федора: «Что было, то быльем поросло! Давно забыто о Лене, и нечего вспоминать!.. Берись за ум, Федька! Встань завтра пораньше, сходи в лесосеку, собери хлысты! Начни работать честно. Увидишь, как полегчает на душе, как хорошо станет жить! Погляди на Георгия – счастливый человек! А почему? Делом, работой счастлив!»

Останавливается Титов. «Вот что сделай, Федор! Ночь лунная, светлая, вернись в лесосеку и сейчас же собери хлысты, вытаскай на руках!» Он поворачивается лицом к лесосеке, но внутренний голос – первый – усмехается: «Вот опять порешь горячку! Ну зачем ночью! Повремени до утра… А зачем? Надо начинать жить по-новому сейчас же, не откладывая… Впрочем, смешно бежать ночью в лесосеку… Что скажут утром ребята?.. Нет, нет, погоди, Федор! Пойдешь в лесосеку утром!.. Но почему же утром? Сейчас нужно начинать новую жизнь, сейчас надо порвать с прошлым!»

– Слышишь, Федор! Иди собери хлысты. Начинай новую жизнь!.. – громко, вслух говорит Титов.

Он делает шаг, затем второй, третий. Лунные тени текут под ноги, как шпалы под колеса поезда, хрустит снег. Бежать легко, радостно. Федор чувствует себя окрыленным от собственных решительных действий, оттого, что тело в движении и ни о чем, кроме этого стремления к хлыстам, не нужно думать. Он одинок, освещен луной, он один в притаившейся тайге. За взгорком, на спуске, ноги Федора раскатываются, он чуть не теряет равновесие, но удерживается на ногах, схватившись за ствол согнутой березы. Всего несколько секунд стоит он на месте, но ему вдруг становится странно, не по себе.