Глухая стена

— Скоро мы сможем ответить на вопрос, он ли убил Соню Хёкберг и Юнаса Ландаля.

— А тебе не кажется, что он замешан и в убийстве Лундберга?

Валландер с удивлением взглянул на нее. Он часто думал, что Лиза быстро соображала, что к чему, и задавала правильные вопросы. Но сейчас она удивила его именно своей непонятливостью.

— Лундберга убила Соня Хёкберг, — сказал он. — Фактически это не вызывает никаких сомнений.

— Но это-то все почему произошло?

— Пока неизвестно. Но главную роль здесь играет Фальк. Вернее, то, что спрятано в его компьютере.

— Я по-прежнему считаю, что это совершенно бездоказательно.

— Альтернативного объяснения нет. — Валландер был не в силах продолжать разговор. — Мне надо переодеться. Извини, но я намерен поехать домой.

— Еще буквально два слова. Я вынуждена сказать, что ты поступил крайне безответственно, преследуя его в одиночку. Надо было взять с собой Мартинссона.

— Все произошло очень быстро.

— Напрасно ты не дал ему пойти с тобой.

Валландер, пытавшийся счистить глину с одежды, замер, воззрился на нее:

— Не дал?

— Ты не должен был препятствовать Мартинссону, когда он хотел пойти вместе с тобой. Неукоснительное правило — в одиночку действовать нельзя. Тебе ли не знать.

Валландер думать забыл про глину на одежде.

— Кто сказал, что я кому-то препятствовал?

— Такой вывод однозначно напрашивается.

Что ж, объяснение тут возможно только одно: так утверждал сам Мартинссон. Элуфссон с Эль-Сайедом были тогда слишком далеко.

— Может, завтра поговорим? — уклончиво сказал он.

— Я не могла не сделать этого замечания. Иначе совершила бы служебную ошибку. Ситуация у нас и без того весьма сложная.

Лиза, светя фонариком, пошла в сторону дороги. Валландер был вне себя от ярости. Стало быть, Мартинссон солгал. Комиссар-де помешал ему участвовать в преследовании. А потом Валландер лежал в глине, уверенный, что вот-вот умрет.

В ту же минуту он заметил, что Мартинссон и Ханссон направляются к нему. Лучи фонариков плясали по земле. Поодаль Лиза Хольгерссон завела машину и уехала.

Мартинссон и Ханссон остановились.

— Можешь подержать Мартинссонов фонарь? — спросил Валландер, взглянув на Ханссона.

— Зачем?

— Будь добр, сделай, как я прошу.

Мартинссон отдал Ханссону свой фонарь. Валландер шагнул вперед и двинул Мартинссона прямо в челюсть. Но поскольку при свете карманных фонарей недооценил расстояние, удар получился смазанный, прошел по касательной.

— Ты что? Какого черта?

— А ты что? Какого черта? — рявкнул Валландер.

Он набросился на Мартинссона, и оба покатились по глине. Ханссон попробовал их разнять, поскользнулся и упал навзничь. Один фонарь погас, второй валялся в грязи.

Валландер опомнился. Ярость ушла так же быстро, как и нахлынула. Он поднял фонарь, посветил на Мартинссона, у которого из разбитой губы текла кровь.

— Объявляешь Лизе, будто я не дал тебе преследовать преступника вместе со мной? Врешь про меня?

Мартинссон по-прежнему сидел в грязи. Ханссон встал. Где-то поодаль лаяла собака.

— Интригуешь у меня за спиной, — продолжал Валландер, уже совершенно спокойным тоном.

— Не понимаю, о чем ты.

— Ты интригуешь у меня за спиной. Считаешь, что я плохой полицейский. И втихаря, когда никто не видит, шастаешь к Лизе.

— Что тут происходит? — вмешался Ханссон.

— Обсуждаем оптимальные способы сотрудничества, — ответил Валландер. — Что лучше — быть честными друг с другом или строить козни за спиной.

— Все равно не понимаю, — сказал Ханссон.

Валландер выдохся. Нет смысла затягивать эту сцену.

— Это все, что я хотел сказать. — Он бросил фонарь к ногам Мартинссона. Вышел на дорогу и попросил один из патрульных экипажей отвезти его домой.

Дома комиссар принял ванну, потом сел на кухне за стол. Без малого три ночи. Он пытался думать, но в голове царила пустота. Лег в постель, хотя сна не было. И снова перенесся на поле. Снова, изнывая от страха, прижимался лицом к земле. Снова почему-то стыдился, что чуть не умер без ботинок на ногах. Снова переживал разборку с Мартинссоном.

Я дошел до предела, думал он. И наверно, не только в отношениях с Мартинссоном? А вообще во всем, что делаю?

Он и раньше, бывало, чувствовал себя вымотанным, заезженным. Но не так, как сейчас. Чтобы воспрянуть духом, стал думать об Эльвире Линдфельдт. Она наверняка спит. А в одной из соседних комнат спит Роберт Мудин, которому теперь можно не опасаться людей с биноклями.

Думал он и о том, какими последствиями чревата потасовка с Мартинссоном. Опять слово против слова. Как и в случае с Эвой Перссон и ее мамашей. Лиза Хольгерссон уже однозначно продемонстрировала, что больше доверяет Мартинссону, а не ему. Вдобавок всего за неделю с небольшим он, Валландер, дважды применил силу. Никуда не денешься, это факт. Первый раз — во время допроса, против несовершеннолетней, второй — против одного из самых давних своих коллег. Против человека, которому очень доверял.