Глухая стена

Валландер уже хотел отложить бумаги в сторону, как вдруг в мозгу промелькнуло какое-то смутное воспоминание. Он даже не сразу сообразил, что это было. Но через минуту-другую оно оформилось. Фраза Эрика Хёкберга. Насчет уязвимого общества. Пододвинув бумаги поближе, он начал сначала. Что будет, если поместить в центр трансформаторную подстанцию? Бросив под напряжение человеческое тело, кто-то оставил без электричества большие пространства Сконе. Погрузил их в кромешную тьму. Можно истолковать это как саботаж, осуществленный человеком, который точно знал, где нанести удар. Но зачем, похитив тело Тиннеса Фалька, класть на его место реле? Единственное разумное объяснение — чтобы четко обозначить связь между Соней Хёкберг и Тиннесом Фальком. Но в чем эта связь заключалась?

С досадой Валландер отодвинул бумаги. Нет, рановато еще выстраивать версию. Надо искать дальше, непредвзято и тщательно.

Он допил кофе, рассеянно покачиваясь на стуле. Потом достал вырванную из газеты страницу и начал читать объявления о знакомствах. Как должно выглядеть мое объявление? — думал он. И кого может заинтересовать пятидесятилетний полицейский, который страдает диабетом и разочарован в своей работе, а вдобавок равнодушен к прогулкам по лесу, вечерам у камина и парусному спорту?

Отложив газету, он принялся писать.

Первый вариант объявления получился насквозь лживый: «Полицейский, 50 лет, разведенный, отец взрослой дочери, желает расстаться с одиночеством. Внешность и возраст не имеют значения. Однако ты должна быть домовитой и любить оперную музыку. Ответы на имя — Полицейский-97».

Вранье, подумал он. Внешность имеет большое значение. И расставаться с одиночеством я не желаю. Просто ищу общения. А это совсем другое. Мне нужно, чтобы когда я этого хочу, кто-то был в постели. И чтобы этот человек оставлял меня в покое, опять же когда я этого хочу. Он порвал листок и начал заново. На сей раз получилось чересчур правдиво. «Полицейский, 50 лет, диабетик, разведенный, отец взрослой дочери, ищет женщину, чтобы при желании вместе проводить время. Женщина должна быть красивая, с изящной фигурой и интересом к эротике. Ответы на имя — Старый Пес».

Кто на это ответит? — подумал он. Разве что дура какая-нибудь.

Он открыл новую страницу и начал сначала. Но тут в дверь постучали. На часах уже двенадцать. Пришла Анн-Бритт. С опозданием он сообразил, что газетная страница с объявлениями о знакомствах по-прежнему лежит на столе. Торопливо скомкал ее и пихнул в мусорную корзину, догадываясь, что Анн-Бритт успела заметить, чем он занят. И разозлился на себя.

Нет, не буду я давать объявлений, сердито подумал он. Есть риск, что ответит кто-нибудь вроде нее.

Анн-Бритт выглядела усталой.

— Я только что закончила с Эвой Перссон. — Она тяжело опустилась в кресло.

Валландер отбросил мысли об объявлениях:

— Как она?

— Стоит на своем. Твердит, что убийство Лундберга — дело рук одной Сони Хёкберг.

— Я имел в виду, как она держалась.

Анн-Бритт ненадолго задумалась:

— Она была другая. Казалась более подготовленной.

— Как ты это заметила?

— Девчонка говорила быстрее. И многие ответы вроде как заготовила заранее. Только когда я начала задавать вопросы, которых она не ждала, к ней опять вернулось прежнее медлительное безразличие. Это ее щит. Под его прикрытием она успевает подумать. Не знаю, может, умом она и не блещет, но с памятью у нее полный порядок. Она помнит все свои враки. Я ни разу не заметила, чтобы она себе противоречила, хотя беседовала с ней больше двух часов. Весьма любопытно, верно?

Валландер придвинул к себе блокнот.

— Сейчас мы обсудим самое главное — твои впечатления. Остальное я прочту, когда распечатают протокол допроса.

— В общем, мне совершенно ясно: Эва лжет. Но, честно говоря, я не понимаю, как четырнадцатилетний подросток может быть настолько бесчувственным.

— Потому что подросток — девочка?

— Даже мальчишки редко бывают такими.

— Тебе не удалось ее расколоть?

— В общем, нет. Она твердит, что в убийстве не участвовала. И что боялась Сони Хёкберг. Я пыталась вытянуть из нее, почему она боялась. Но безуспешно. Она только сказала, что Соня была ужасно грубая.

— Тут она безусловно права.

Анн-Бритт полистала свои записи:

— По ее словам, после бегства из полиции Соня ей не звонила. И никто другой тоже не звонил.

— Откуда же она узнала, что Сони нет в живых?

— Эрик Хёкберг сообщил по телефону ее мамаше.

— Смерть Сони, наверно, потрясла ее?

— Она говорит, что да. Но я потрясения не заметила. Хотя удивление, понятно, было. Объяснить, зачем Соня отправилась на подстанцию, она тоже не могла. Как не могла сказать и кто ее туда отвез.

Валландер встал из-за стола, подошел к окну:

— Она действительно никак не реагировала? Не выказала ни печали, ни боли?

— Нет, все как я сказала. Она сдержанна и хладнокровна. Многие ответы были заготовлены заранее, а многие — откровенное вранье. Но, по моему впечатлению, случившееся с Соней ее ничуть не удивило. Хотя она и утверждала обратное.

Неожиданно Валландеру пришла в голову мысль, которая показалась ему важной: