Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

— Патриотическая душа, — сказал Парабеллум и, скривив рот, попробовал в последний раз затянуться окурком самокрутки.

— Резиновая башка, — презрительно бросил Рикс. — Резиновая башка, которая так и не увидела скалу Гибралтара, — издевался Рикс.

— Ну, перестаньте же, — пыталась урезонить мужчин Леа Молларт.

Парабеллум кинул окурок и спросил:

— Сколько братьев по крови ты уже пихнул в тюрьму?

— Черт! — распаляясь, крикнул Рикс и постучал себя пальцем по лбу. — Такие безмозглые идиоты; как ты, только и годятся на то, чтобы совать руки и ноги под пули.

Парабеллум вскочил, и не успел еще Рикс сообразить, в чем дело, как получил удар резиновой рукой по голове.

— Уравняем приятелей, — бросил Парабеллум. — Ну что — ум вылетел из твоей башки?

Рикс тоже вскочил на ноги, вытащил из кармана неуклюжего холщового пиджака револьвер и выстрелил.

— На помощь! — закричали женщины.

Резиновая рука Парабеллума упала вниз, она превратилась в клочья.

Рикс кинулся в кусты сирени. Украдкой обернувшись через плечо, он помчался дальше. Пробегая по грядкам с капустой, беглец плечом задел пастора; от толчка спокойно разгуливавший слуга божий упал прямо на кочаны.

Беженцы пригнулись к самой земле. Леа Молларт спрятала лицо на груди своего бывшего мужа, и только один Парабеллум стоял на месте, наблюдая за удаляющимся Риксом.

— Хотел организовать здесь зондербехандлунг, — пробормотал Парабеллум.

Рикс то и дело оборачивался, однако больше не стрелял. То ли целиться было далеко, то ли жаль стало патронов.

Когда Рикс совсем скрылся из виду, Парабеллум снова сел перед амбаром, посмотрел на свою изорванную резиновую руку и попросил:

— Друзья, у кого из вас есть нож? Срежьте-ка эти лохмотья.

Никто не решался поднять головы.

— Вставайте, смелые борцы! — с напускной живостью воскликнул Парабеллум. — Трусость доведет эстонский народ до могилы!

Молларт грустно улыбнулся, осторожно отодвинул от себя свою бывшую жену и пошарил в карманах. Найдя складной нож, он подошел к Парабеллуму и срезал с резины бахрому.

— Такой операции я еще не делал, — заметил ветеринарный врач.

— С этой рукой у меня вообще целая морока, — сказал Молларту Парабеллум. — Ребенком я всадил в указательный палец огромную занозу, месяц он гноился, пока не зажил. Потом еще случай: попался человек с чересчур твердой башкой — бутылка разбилась в руках, и стеклом порезало вены. Полный таз крови натек. Мать плакала, будто меня уже в морг несли. А сейчас повезло, что без руки. Кругом женщины, стали бы кричать при виде крови.

— Ужасно, ужасно, — с закрытыми глазами ахала Леа Молларт.

— Ничего ужасного в этом нет. Вот только где взять новую резиновую руку? — старался успокоить ее Парабеллум.

Но Леа Молларт окончательно потеряла самообладание, она кричала, тряслась и терла щеки своими рыжими волосами.

— Принесите ей холодной воды, — попросил Молларт женщин и похлопал бившегося в истерике искусствоведа по плечу.

39

азбуженная выстрелом Бенита сразу же услышала крик Леа Молларт.

Перед тем как проснуться, она видела сон — семя в пуху, высоко парившее над верхушками начинающих желтеть деревьев. Сейчас, очнувшись, Бенита почувствовала, будто в ее сердце вошел осколок величиной с семя. Когда сжавшееся от испуга сердце вновь заработало, кровь с шумом побежала по жилам. Бенита старалась быть спокойной. Она зажала ладонями уши, чтобы не слышать все еще продолжавшегося крика. Бенита закрыла глаза и расслабилась, ей хотелось хотя бы еще на миг продлить сон и снова увидеть семя в пуху, реющее над верхушками деревьев. Но из этой попытки ничего не вышло. Бенита ощупью блуждала в потемках своей памяти в поисках солнечной равнины.

Лесная опушка, на которую она вышла, была сплошь усеяна рыжиками. Бенита распрягла лошадь, сняла с телеги корзинки, присев на пенек, стала острым ножом срезать грибы под самый корень. Можно было и не вставать с пня, потому что тут же из мха вылезали новые шляпки. Корзины, полные рыжиков, Бенита относила к телеге. Нагнув корзинку над краем телеги, Бенита опоражнивала ее. Телега наполнялась быстро, как при уборке картофеля. Когда грибы начали уже падать с воза, Бенита снова запрягла лошадь и зашагала рядом с телегой к дому. Позади осталась солнечная равнина, розовая от рыжиков.

На дворе было сейчас так же тихо, как в пригрезившемся ей лесу.

Бенита очнулась и, схватившись за жердочки от яслей, вылезла оттуда, как из люльки.

По затоптанному за последние дни двору понуро бродили беженцы. Бенита надеялась, что, выйдя из конюшни, не встретит посторонних. Однако они все еще были здесь.

За последнее время в Рихве было слишком много всего: людей, коров, лошадей и событий. Бенита вдруг почувствовала тревогу — подоено ли племенное стадо, однако это чувство тут же исчезло.

Увидев хозяйку, беженцы расступились. Бенита заметила прижавшуюся к своему мужу Леа Молларт. Она вытирала глаза и массировала ладонью распухшее лицо. Эрвин Молларт, обняв бывшую супругу за плечи, что-то говорил ей тихим голосом, настолько тихим, что слов не было слышно, шевелились только губы.