Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

Серая кобыла, словно прощаясь со своими собратьями, заржала. Затем женщина и лошадь пошли рядом в сторону видневшихся построек Рихвы.

19

енита вздрогнула, заметив у лаза отца Каарела. Она вела за собой лошадь и поэтому не могла остаться не замеченной отцом. Каарел одно за другим отодвинул прясла и, решив, что это лошадь кого-нибудь из приезжих, не стал докучать дочери расспросами. Бенита отвела серую кобылу на выгон, и та присоединилась к лошадям беженцев.

— Гляди, — махнув рукой в сторону реки, сказал Каарел, — парень потерял свою девчонку. Бродит вокруг, зовет, ищет.

— Я не знаю, где она, — пробормотала Бенита и, опершись грудью о прясло, перекинула руки через лаз.

— Да где уж тебе знать, — согласился Каарел, — разве успеешь доглядеть за всеми. Дом полон чужих. Недавно еще три телеги подъехали к риге, — с досадой добавил Каарел. — И чего это носит людей? Сидели бы тихонько по домам, пока бури не улягутся. От судьбы все равно никуда не уйдешь.

— Каждый сам кузнец своего счастья, — вяло ответила Бенита.

И вдруг начала смеяться.

— Ты чего заливаешься? — рассердился Каарел. — Так оно и есть — каждому человеку определен свой путь. Ты родилась в иное время, под более счастливой звездой. Из меня хозяина не получилось. А тебе недолго пришлось ходить в служанках на Рихве и спать в клети. Сразу видать — судьба другая.

— Скажи, отец, — настойчиво потребовала Бенита, — ты в самом деле рад, что я стала хозяйкой Рихвы?

— Не знаю, что и ответить тебе, — махнул рукой Каарел. — Моя жизнь прожита, а для того, чтобы радоваться, я уже слишком стар. Но все-таки хорошо, что тебя взяли на такой зажиточный хутор.

Ответ отца удивил Бениту. С недавних пор она стала думать, что вышла за Йосся главным образом ради отца.

Много лет тому назад, в праздник поминовения усопших, когда они с Йоссем гуляли по кладбищу с букетами пионов в руках, Бенита издали увидела своего отца. Она тихим движением остановила Йосся. Они стояли среди сновавших взад-вперед людей и ждали, пока отец подойдет к ним. У него тоже были с собой пионы, он неловко держал их, перекладывая из ладони в ладонь, пока не освободил одну руку и не сорвал с головы шапку. Старик стоял, согнувшись, перед оживленно болтающим Йоссем и долгое время не решался надеть шапку. Бенита громко смеялась шуткам Йосся, но веселость ее была напускной. В действительности она внимательно следила за отцом, который смотрел на Йосся и старательно, хоть и всегда с опозданием, улыбался, слушая истории, которые рассказывал Йоссь.

Отца, громко смеющегося, Бенита вообще не помнила.

Они долго стояли там, мешая людям, сновавшим на кладбищенской дороге, так долго, что Бенита успела за это время пережить самые противоречивые чувства: ей было стыдно за убогий шейный платок отца, ее злила его приниженность и в то же время всю ее затопляла огромная жалость к нему.

Здесь, на этой кладбищенской дороге, ей стало вдруг невыносимо больно за отца. Ей показалось, что отец как-то глупо прожил свою жизнь, давно потерял всякую надежду на что-то лучшее и теперь старался прийтись по нраву сопляку Йоссю, потому что вдруг…

Бенита поняла, что отцу один-единственный раз в жизни дается возможность принять участие в большой игре и что в этой игре решающая роль отводилась его образованной дочери.

Жалость вызывала тошноту, однако Бенита громко смеялась. Она старалась рассмешить и отца. Сколько раз она пыталась помочь отцу стать самостоятельным человеком, независимой личностью. Но и тот смешок, который ей удалось сейчас вызвать, был слишком ничтожной и запоздалой силой, чтобы заставить подобострастно стоявшего отца распрямить спину.

Бенита смеялась, как пьяная, однако на ее глаза то и дело навертывались слезы.

Потом они с Йоссем пошли дальше. Неприятный привкус во рту не исчезал, и Бенита зарылась носом в пионы, издававшие сладковато-приторный запах.

— Жаль только, что поздно, — после долгого молчания произнесла Бенита.

— Да, вскоре и к нам пришла война, — кивнул Каарел. — Нашего брата мужика только и делали, что обирали — то один, то другой, все кому не лень. Теперь в довершение всего — беженцы.

— Да что там, пусть.

Каарел облизнул губы, но ничего не сказал.

— Рихва могла бы стать образцовым хутором, если б положить на нее все силы, — помолчав, веско произнес Каарел.

— Людей нет, — ответила Бенита.

— Это верно, вдвоем нам с тобой, пожалуй, не осилить, — с ударением сказал отец.

— Да я не об этом, — пробормотала Бенита.

— А о чем же?

— Вот привела лошадь, — показала Бенита на выгон, где две кобылы — та, что сбежала из лазарета, и жеребая парня из-под Раквере — щипали под березами росистую траву. — Запряжем, кинем узлы. Все уходят, а что нас держит здесь?

— А как же земля, дом, пашни? — с неподдельным ужасом произнес Каарел.

— Я пошутила, отец, — извиняющимся тоном сказала Бенита.

У Каарела начало подергиваться веко, и Бените стало невмоготу смотреть на отца.

— Зубами и руками надо держаться за то, что добыто таким трудом, — наставительно добавил Каарел.

— Стоит ли? — пробормотала Бенита.