Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

Во всяком случае, если из переселения в город ничего не выйдет, можно будет, на худой конец, и дома устроить уютный и безмятежный уголок. Нарушать привычную жизнь стариков нельзя, отец в этом отношении строг и суров. Мальчишкой Эльмара не раз секли вожжами, если, случалось, он чего-то не сделал или сделал по своему усмотрению. Но в отцовском доме была одна недостроенная каморка. Заколоченное досками окно этой каморки выходило в яблоневый сад, комнатка по своему расположению была самой удобной в доме. Начав строить дом еще в молодости, отец рассчитывал на большую семью, он хотел иметь много детей и поэтому поставил просторную избу, чтобы всем хватило там места. Но Эльмар оказался единственным ребенком — у его слабенькой матери после рождения здорового парня случились внутри какие-то неполадки. Так и вышло, что отстраивать крайнюю комнату оказалось не для кого. За многие годы в этой каморке с земляным полом, голыми бревенчатыми стенами и не обшитым чистыми досками потолком собрался всякий хлам. Овечьи шкуры, мешки с шерстью, кудель, чаны, жбаны и деревянные кружки для кваса. В щелях между бревнами один за другим вбивались гвозди и крюки, на которых висели веревки, ремни и старая одежда. В темном углу каморки, на ящике, стояла прялка работы тудулиннаского токаря, на ней покойная бабушка Эльмара в долгие зимние вечера скручивала пряжу. Старуха любила похвалиться своей работой и то и дело повторяла: моя пряжа так тонка, что даже сквозь зрачок злой бабы пройдет.

Эльмар мог бы вынести из этой темной каморки все вещи и устроить там себе кабинет. Нет, серьезно, без шуток, даже дощечку прибил бы: кабинет Эльмара. Точно такую же, какие видел в дверях в городской управе, куда он однажды зашел проведать какую-то знакомую девицу.

К тому же Эльмару известно о существовании одного вполне приличного письменного стола из мореного дуба, с полированными углами из орехового дерева. Стол даже стоял уже в доме у Эльмара, хотя пока еще не принадлежал ему. Дальняя родственница тщедушной матери Эльмара — кто там разберет, какая общая кровь текла в жилах их предков — после мартовской бомбежки переехала со всем своим скарбом к родителям Эльмара. На трех лошадях съездили на станцию и привезли на хутор трое саней, полных мебели. Различные буфеты, диваны, кресла, разборные шкафы, столы на гнутых ножках и, между прочим, письменный стол с полированными углами из орехового дерева и двумя шкафчиками по бокам — все эти роскошные вещи были нагромождены в большой комнате родительского дома. Мебель так и осталась завернутой в половики, а кровать госпожа приказала собрать и спала там под пуховым одеялом. Муж госпожи, который якобы занимался наукой, уехал по мобилизации в Россию. Очевидно, госпожа поэтому и вздыхала по ночам, когда Эльмар, возвращаясь домой, на цыпочках проходил через большую комнату, чтобы лечь спать.

Поскольку госпожа ничего не смыслила в крестьянской работе, родителям Эльмара пришлось взять ее на свое иждивение. Да и за доставку вещей тоже надо было уплатить — как-никак, понадобилось нанять двух возчиков и к тому же еще накормить их и пустить переночевать.

Поэтому Эльмар считал, что имеет полное право потребовать у госпожи письменный стол. Он не отказался бы и от кресла с кожаной обшивкой, их у госпожи было два. Покрытые газетами, они стояли на большом диване ножками кверху.

Разглядывая свои ладони, Эльмар лелеял эти мысли. Он очнулся от них, когда вечернее солнце заглянуло в проем сарая и залило светом розовые руки Эльмара.

Мечты привели его в состояние радужной приподнятости — он потянулся и встал.

На дне бутылки, принесенной сылмеской Эллой, оставался еще изрядный глоток самогона. Эльмар опрокинул содержимое в горло, стряхнул с одежды приставшие к ней соринки и решил отправиться в Рихву. Рассвет прервал празднество — притомившимся людям надо было немного отдохнуть. Теперь они, вероятно, снова бодры и их бедные задницы, затекшие от долгого сидения, могут снова опуститься на жесткие доски скамей.

Эльмар сунул свои чистые и мягкие руки в карманы, губы его сами собой стали насвистывать какой-то мотив, и будущий обладатель письменного стола направился туда, где можно было перейти реку, не замочив ног.

Да и почему бы человеку не идти, тем более если ноги у него длинные, дорога — знакомая, а душа жаждет общества. С порозовевшим от сладкого сна лицом, насвистывая разные мелодии, Эльмар шагал рихваским лугом, где паслось племенное стадо, отобранное утром у немцев. «Лесной брат» миновал березы на выгоне — там понуро паслись лошади беженцев, не было лишь кобылы с жеребенком, хоть Эльмар и не заметил этого. Перескочив через лаз, он подошел к хутору.

На рихваском дворе царила тишина. «Дрыхнут», — подумал Эльмар, и сладенькая ухмылка появилась на его лице. Там, где собиралось вместе много людей — на свадьбе или на крестинах, — там, подобно калужнице весенней порой, расцветала страсть Эльмара ко всяким проделкам. Эльмар знал, как подшутить над людьми, храпящими в сивушных парах.