«Глухой» фармацевт

Вчера товарищ Троян установил, что фамилия женщины, у которой был Угрюмый, Пашкова Любовь Александровна. Ей лет двадцать пять — двадцать шесть, она высокого роста, по словам соседок, скромная, богобоязненная, одевается как монашка. Поселилась она на девятой Слободской перед уходом белых, в декабре. Приехала якобы из Елизаветграда. Обратите внимание: и Благоволина — не местная, приехала из Вознесенска. По показаниям бывшего управляющего базой аптекоуправления Дахно, Благоволину и «глухого» фармацевта он принял к себе на работу в декабре, еще при белых, по прямому указанию контрразведки генерала Слащева. То есть перед уходом белые в спешном порядке стали оставлять своих агентов для подпольной работы. Я уверен, что все эти люди — здешние, они хорошо знают город и только переброшены с одной окраины на другую.

Пашкова, видимо, играет немаловажную роль в белогвардейской организации. Прежде всего, возникает вопрос, не она ли вместе с Угрюмым причастна к убийству Благоволиной? Им понадобилось убрать ненужного человека, который много знал. Это совпадает с показаниями свидетельницы, которая до убийства Благоволиной поздно вечером открывала дверь двум гостям — «высокой женщине в темном платке и мужчине пониже». Хотя и скупые приметы, но они совпадают с описанием Пашковой.

— Она выше Угрюмого, это точно, — сказал Троян. — Потом они могли так поздно пойти к Благоволиной, лишь зная ночной пароль.

— Совершенно правильно, — сказал Горожанин. — А пароль, как я уже говорил, мог иметь Угрюмый.

В каждой операции, впрочем, как и во всяком деле, обязательно наступает везучий, чертовски удачный день. Ничего не клеилось до этого, а тут; будто в сказке, все пошло само собой, все оказывается связанным, обусловленным, вытекающим одно из другого. Но чтобы такой день наступил, надо очень много трудиться.

Об этом часто говорил молодым чекистам Горожанин.

На другой же день Васька здорово помог Касьяненко в наблюдении за домом 33 по Московской улице. У мальчишек, игравших во дворе он узнал, что хозяйка погреба — та самая старушка, что часто сидит на скамейке у ворот. Фамилия ее Кривошеина.

Вот что значит рассчитать способности и силы подростка, доверить ему важное дело! Но ведь в каждом из молодых чекистов Горожанин видел такие возможности будущих удач. Учились у него — и действовали успешно.

…До четырех дня не появилось ничего нового. Но срок, данный чекистам, шел. Щелкали секунды, минуты складывались в часы.

В пятом часу пополудни Валя пришла на Московскую улицу, на наблюдательный пункт против дома 33, где во дворе был погреб, ведший в склад оружия.

— Ну, как у вас там? — спросил Касьяненко, отводя Валю в сторонку.

— Интересно! — с готовностью ответила девушка. — Гуляем мы с Матвеем по третьей Военной. Вдруг из дома шесть выходит молоденькая девушка. Такая, ничего себе. Матвей спрашивает ее: «Скажите, пожалуйста, милая девушка, не в этом ли доме остановился Петя Шорник? Молодой парень, недавно приехал». Та ему говорит: «Вы, молодой человек, наверное, ошиблись. Здесь только мы живем и у нас только один квартирант. Зимой поселился, в декабре. Он из Херсона. Но это не молодой парень, а очень солидный человек, интеллигентный». Матвей ей: «Так наш знакомый, Петя Шорник, тоже из Херсона. Может, он родственник какой и заходит к этому дядьке?» Девушка отвечает: «Вряд ли сейчас кто из молодых к нему может заходить. И он не Шорник вовсе, а Грушевский Ипполит Антонович, ему лет под пятьдесят. В царское время, говорит, служил управляющим Коммерческим банком в Херсоне. При белых к нему часто заходил его племянник Виталий, вольноопределяющийся, который потом пошел по мобилизации к белым. Сейчас, если кто и приходит к Ипполиту Антоновичу, так только солидные люди». Матвей говорит: «Где ж нам искать нашего знакомого, прямо не знаю. Извините, пожалуйста, за беспокойство». А девушка: «Вы, молодой человек, походите по соседям напротив». Матвей ей так вежливо: «Мерси». И где он только научился этаким буржуйским манерам? Ну, стали мы прохаживаться по этой улице. Минут через двадцать из дома шесть выходит солидный такой дядя, лысый, брюки в полоску, выглажены. И в таком бархатном жилете, светло-коричневого цвета. Сел на скамейку, золотое пенсне на черном шнурочке, и стал читать журнал. Мы его передали сотруднику Каминского. Я вот сюда пришла, а Матвей — докладывать Валерию Михайловичу. Скоро вернется.

Матвей действительно вскоре появился и вместе с Касьяненко уселся у окна наблюдать за домом 33. Вскоре из ворот вышел, пошатываясь, плотник. Кроме ящика с инструментом, через плечо у него была перекинута набитая торба. Вслед за ним старуха Кривошеина, постояла немного, покачала головой, потом краешком фартука вытерла губы, мелко перекрестилась и вернулась. За плотником отправился оперативный работник.

— Пойду и я посмотрю, — сказал Матвей.