Глупости зрелого возраста

— Не болтай чушь. Лучше послушай меня, умного и опытного. Журнал закроют, ты останешься без работы и вернешься в маленькие компании, из которых к нам пришла. Но… если мы договоримся, я о тебе позабочусь и найду хорошее место, когда закроют нашу богадельню. Относительно ЗАГСа — можно покумекать. Если у меня выгорит один вариант, вполне вероятно, что я на тебе женюсь.

Для пущей убедительности Сева даже дважды похлопал Ирину по колену.

— Ну, так что? Идем в люлю, налаживать контакты и создавать теплую и дружественную обстановку?

— Нет, — выдохнула Ира.

— Как хочешь.

С этими словами Сева направился к балконной двери, открыл ее, наклонился и поднял с пола ключ. Покрутил им перед растерянным Ириным лицом и выдал насмешливо:

— Старый фокус. Если женщина пришла в дом к мужчине, надо же ее как-то удержать.

— Ну, ты, козел.

— Если торопишься, не смею задерживать, — Рубаняк демонстративно зевнул и кивком указал на дверь

Глава 7. Разбор полетов

Новая жизнь началась ровно в три часа по полудню, сразу по завершению истерики. Оценив по достоинству красные глаза и черные круги под ними, Ирина объявила своему отражению в зеркале:

— Ну и дура, ты, Лужина. Полная дура.

Даже повторенная дважды, очевидная истина особого впечатления не произвела. Неудивительно. За последние несколько часов она прозвучала уже в тысячный раз. Спускаясь лестницами Севиного подъезда, стоя в промозглом утреннем троллейбусе, идя по своей улице, Ира на все лады ругала себя. В бесконечном перечне бранных слов «дура» было самым ласковым и лояльным определением. В нынешней редакции недостаток ума и сообразительности обрел и вовсе статус прощения. Дура и дура, что с нее взять?

За окном серый день перетекал в сумрак вечера, сгущающаяся темнота из окна переливалась в душу, та наполнялась печалью, не гневом. На дуру разве можно сердиться?

«Я считала себя умной, решительной, успешной, а на самом деле выглядела последней идиоткой, — безрадостный и безнадежный итог подводился сам собой. — Я бросаюсь на амбразуры со щенячьим задором, вместо того чтобы сесть и подумать. Вот и получила по заслугам. В понедельник сразу же напишу заявление об увольнении. Если Сева заставит отрабатывать, перетерплю две недели, как-нибудь, перемучаюсь… — мысли перетекли в новое русло. — Кушать хочется…»

После третьего бутерброда от души отлегло. Чашка сладкого кофе и вовсе придала смысл существованию. Капитулянтскому, пораженческому, унылому. Окончательно скиснуть помешал телефонный звонок:

— Мамуля, как настроение? — сквозь треск раздался голос сына. Городской аппарат, барахлил давно. Но именно сейчас решил показать себя во всей красе.

— У меня как всегда все хорошо, — натренированного с годами энтузиазма едва хватило на приличный ответ. Костя даже засомневался:

— Слышно плохо. Я не все понял. У тебя точно, ничего не случилось? Ты здорова?

— Простыла немного.

— Может приехать?

— Не стоит, тем паче на ночь глядя.

Не надо, чтобы сын видел ее слабой, зареванной, с дрожащими губами. Не надо ему знать, что мама — не только опора и надежа, но и глупая несчастная баба.

— Все хорошо сыночка, у твоей мамы, ты же знаешь, все всегда хорошо.

А вот перед Ильей Кравченко можно было не выделываться. «Здравствуйте, Илюша, — пальцы бегали по клавишам с торопливой нервозностью. — Представляете, сижу, реву, кляну свой дурацкий идеализм. Ну, почему, я такая глупая и когда, наконец, поумнею? Не стану утомлять вас лишними подробностями, но то, что вчера казалось грандиозным и гениальным планом, сегодня представляется не менее грандиозным идиотизмом. Ира»

Ответ появился буквально через пару минут. Но лучше бы он не приходил. Человек, который рвался в друзья, которому она не раз помогала разобраться в запутанных отношениях с женой и дочкой, воспользовался слабостью и свел старые счеты.

«Вы как-то бросили мне обвинение, — прочитала Ира, — цитирую: «Вы, Илья, предали свою семью. Пренебрегли главной мужской обязанностью — отвечать за свою женщину и своих детей. Теперь расплачиваетесь, так как заслужили и презрение близких, и одиночество». Похоже, сейчас вы предали саму себя, пренебрегли главной женской обязанностью — дарить себя любимому человеку и расплачиваетесь, так как заслужили собственное презрение.

Я тогда согласился, хоть и не мыслил столь радикально. Следующее ваше замечание вселило в меня надежду. Еще одна цитата: «Всегда есть второй шанс. Только учтите, работу над ошибками надо делать там, где ошибки были совершены…» Я объяснил: «Жена не хочет меня видеть» Вы спросили: «А чего хотите вы сами?» Я признался: «Не знаю. Я совсем запутался».

И вы, Ира, тоже запутались. Насколько я знаю женщин, настроения подобные вашему нынешнему возникают после случайного секса с первым встречным. Причем секса плохого. Вас не удовлетворили? Или обманули, и претендент оказался бедным инженером?»