Гнёт ее заботы

- Твоя, - начал Кроуфорд, спрашивая себя, не вызовет ли Байрон его на дуэль за то, что он собирался сказать, - твоя поэзия столько для тебя значит?

Байрон гибко выпрямился и захромал обратно к лошадям, по-прежнему не глядя на Кроуфорда. Одним мгновенным рывком он вытащил два пистолета и крутанулся к Кроуфорду и деревьям; и в растянувшемся мгновении паники, Кроуфорд успел подумать, что умрет прямо здесь, и заметить, что руки Байрона сильно тряслись, а глаза блестели от слез.

Два выстрела слились в один оглушительный гром, но Кроуфорд уловил короткий, звонкий памм,с которым, по крайней мере, одна из монет улетела в поле.

Мало-помалу, Кроуфорд расслабился, смутно осознавая сквозь стоящий в ушах звон, что Байрон вернул пистолеты в кобуру и направился обратно к дереву; и сквозь яркие искры, плавающие перед глазами, увидел, как Байрон прохромал мимо дерева и углубился в заросли травы. Байрон смотрел вниз; по-видимому, искал монеты, которые пропали, обе.

- Она на самом деле, - ответил Байрон, когда Кроуфорд приблизился к дереву и оперся о него спиной. - Столько для меня значит, - добавил он. Он ворошил ногой траву в нескольких ярдах от Кроуфорда, пристально вглядываясь в землю. - Я… полагаю, я самого начала

знал, кто такой лорд Грэй, по крайней мере, чтоон за существо, когда открыл перед ним дверь в мою спальню в 1803. Конечно, к тому времени, когда я осознал, что обрек на смерть мать и подверг опасности сестру, было уже слишком поздно. И все равно, я не хотел верить, что это он несет ответственность за… дело всей моей жизни, мою способность писать, то, что я… то, что сделало меня мной, - ты же понимаешь, что я хочу сказать?

- Да, - только и сумел ответить Кроуфорд.

- Я подозревал

это - именно этим объясняется моя неуемная тяга к физическим достижениями - плаванье, стрельба, фехтование, похоть. Но ничто из этого не могло оправдать все те смерти, всю ненависть и… измены, которые сопутствовали моей жизни. Он остановился и поднял комок серебра, затем показал его со слабой улыбкой. - Не плохо, а? Завернул пулю в монету. Он хромая направился назад к дереву.

Все еще помня, на что пошел Китс, Кроуфорд сказал: - Но зачем же ты пригласил его обратно? После того, как тебе удалось избавиться от него в Альпах?

- Я не мог больше писать! - Байрон тряхнул головой и выбросил монету. - Оказалось… я не могу без этого. Да, конечно, я написал Манфреда, но почти все по памяти. Мысленно я слагал эти строки еще до того, как мы взобрались на Венгерн; а затем в Венеции я начал четвертую Песнь Чайлда Гарольда,но все это было рутиной… пока я не встретил Маргариту Когни - и тогда я заставил себя поверить, что она не Лорд Грэй, в этот раз в облике соблазнительной девушки, что внезапное возвращение жизни в мои стихи случилось само собой. Он повернул к лошадям. - Что-то я сегодня не особо расположен стрелять - а ты как?

- К дьяволу стрельбу, - согласился смущенный Кроуфорд.

- И вот Аллегра мертва, - сказал Байрон, отвязывая лошадь и запрыгивая в седло. Глаза его были затуманены. - Но прежде, чем эта… тварь доберется до моей сестры и второй дочери, я собираюсь снова ее бросить, а затем отправлюсь куда-нибудь, где я смогу совершитьхоть что-то - что-то, что будут помнить - что-то более значимое, чем марание бумаги.

Кроуфорд забрался в седло. - Например?

- Например… например, буду биться за свободу - за людей, которые ее лишены. Байрон смущенно нахмурился. - Это кажется наилучшим способом искупить мои грехи.

Кроуфорд подумал о фамильном гербе, красующемся на двери Байроновской кареты, и о многокомнатном дворце, который он делил с обезьянами, собаками и птицами. - Звучит весьма демократично, - снисходительно заметил он.

Байрон одарил его колким взглядом. - Насмехаешься, да? Ты, похоже, не в курсе, что моя первая речь в Палате Лордов была в защиту луддитов, английских рабочих, которых заключали в тюрьму и даже убивали за то, что они ломали машины, которые лишали их работы. И тызнаешь, как тесно я был связан с Карбонариями, пытаясь помочь им сбросить Австрийское ярмо. Это было… Он пожал плечами и покачал головой. - Этого было недостаточно. В последнее время я подумываю о Греции.

«Греция. Греция сейчас боролась за освобождение от Турции», - подумал Кроуфорд; но все это было так далеко, столь мелочно в сравнении с дошедшими до нас античными сказаниями и поэмами Гомера, что он отверг саму эту идею, как следствие чрезмерного романтизма Байрона.

- Ты хочешь снова вернуться в Альпы? - спросил Кроуфорд.

- Может быть. Или в Венецию. Спешить особеннонекуда… пока же я могу противиться ухаживаниям этих существ, как делал это до сих пор. Карбонарии противостоят им уже столетия, а семейство Терезы весьма сведуще в тайных знаниях Карбонариев. Думаю, ты уже заметил, что Тереза… что на нее не распространяется известное тебе недомогание.