Гнев Гефеста

Подлетая ближе, он рассмотрел недалеко от катера лодку и три человека в ней. Один сидел на веслах, а двое, свесившись с борта, тянули в лодку испытателя. Что-то у них не получалось: Веденин подлетел уже к катеру, а они все возились. Он понял, в чем дело: испытатель запутался в стропах. Значит, он жив, что-то предпринимал?

В одном из спасателей на лодке Веденин узнал Измайлова, второй — матрос, видно по форме.

«Пчелка» пронеслась над катером и лодкой слишком быстро, Веденин убрал обороты двигателей до минимальных, положил ее в крутой вираж… А Измайлов и матрос все еще никак не могли втащить Арефьева в лодку.

«Что у них ножа, что ли, нету? — с возмущением подумал он. — Столько копаются, а человек, возможно, кровью истекает».

«Пчелка» снизилась до самой воды и чуть ли не касалась крылом волн. Теперь хорошо было видно и испытателя в его кипенно-белом скафандре с закрытым гермошлемом (Измайлов тоже не догадался открыть щиток), и его спасателей, и рулевого. Волны с силой ударялись о нос — рулевой хорошо держал лодку против ветра, — брызги с ног до головы обдавали Измайлова и матроса, грозя опрокинуть маленькое и беззащитное суденышко.

Наконец спасателям удалось поднять Арефьева в лодку, и рулевой подналег на весла. Следом тянулся огненно-оранжевый след — купол парашюта.

Долго и трудно поднимали «Альбатроса» и на катер — видно, состояние его тяжелое, — и Веденин, стиснув зубы, ждал, когда ему доложат или когда можно будет задать вопрос.

Ждать пришлось долго: испытателя уложили на палубе, и Измайлов, склонившись над ним, что-то делал; ему помогал все тот же напарник, матрос, — то бегал в каюту, то подавал инструменты из медицинской сумки. Шубенко не отлучался от руля и от радиостанции. Веденин не выдержал, спросил:

— «Дельфин», как «Альбатрос», жив?

— Жив «Альбатрос», «Ноль первый», но плох.

— Ранен?

Шубенко ответил не сразу.

— Не видно. Но без сознания.

«Что же с ним? — ломал голову Веденин. — Все, казалось, шло нормально — и вдруг… Что-то, видно, во время отстрела, потому он и молчал. Что?»

Матросы подняли на борт лодку, и Шубенко доложил:

— «Дельфин» идет к берегу… Прошу направить туда «санитарку».

— Может, вертолет? — уточнил Веденин. Шубенко, наверное, переспросил у Измайлова и подтвердил:

— Да, вертолет лучше.

Веденин скомандовал:

— «Сто третий», вам посадка на берегу. Заберете «Альбатроса» — и в госпиталь.

— «Сто третий» понял.

Веденин покружил еще над катером, пролетел вдоль берега, отыскивая место, где бы можно приземлить «Пчелку», но такой площадки, несмотря на превосходные качества этой настоящей труженицы, способной садиться на сельских улицах, нигде поблизости не находилось.

Вертолет опустился прямо на пирс — ему проще, а Веденин кружил и кружил, пока катер не причалил. Но почему-то с него не торопились сходить. Летчики из вертолета подошли к матросу, закрепляющему канат. О чем-то поговорили. Потом на пирс сошел и Измайлов.

— «Дельфин», в чем задержка? — раздраженно спросил Веденин, снова снижаясь и беря курс прямо на катер.

Шубенко не ответил. Тоже ушел с катера? На палубе около безжизненно лежащего в кипенно-белом скафандре испытателя стоял с поникшей головой матрос, недавний помощник Измайлова. Страшная догадка стиснула сердце Веденина. Ее подтвердил голос Шубенко:

— Поздно, «Ноль первый». Нет больше «Альбатроса». — Он, кажется, всхлипнул. И у Веденина слезы покатились из глаз.

РАССЛЕДОВАНИЕ ВЕДЕТ СТАРШИЙ ИНСПЕКТОР ГУСАРОВ

1

За свою многолетнюю службу в авиации — из них более пяти лет он возглавлял службу безопасности полетов — генерал Гусаров убедился, что абсолютное большинство летных происшествий происходит по вине людей и совсем редко виновницей оказывалась техника. А вот последние два случая будто опровергали его мнение: в первом авария произошла из-за того, что разрушилась крыльчатка турбины двигателя, во втором тоже, похоже, летчик ни при чем…

Гусаров, как всегда, брал на себя самое сложное в расследовании — разговор с людьми, причастными к обслуживанию потерпевшего аварию самолета, со свидетелями, и от них, как правило, получал ту драгоценную ниточку, которая позволяла привести к главному.

На этот же раз опрос руководителя полетов, руководителя системы посадки, техника самолета и всех очевидцев, на глазах которых произошла катастрофа, почти ничего не дал: самолет заходил на посадку, снижался по ровной глиссаде, невдалеке от посадочного «Т» вдруг взмыл, свалился на крыло и упал на бетонку. Пока санитарная и пожарная машины мчались к месту происшествия, самолет охватило пламенем, летчика спасти не удалось.

Характеристики погибшего и его летная книжка не давали основания предположить, что на посадке допущена ошибка: летчик был хотя и молодой, но имел около трехсот часов налета, отличался собранностью и постоянством в технике пилотирования, перерыва в полетах не имел.