Гнев изгнанников

Грязный кафтан с чужого плеча, рукав и бок пропитаны кровью, лицо измождено, почернело и обветрено, глаза ввалились.

– А если войдет князь? – Ицкан помог Тарину пройти и лечь на свою кровать.

– А ты дверь-то затвори…

– Ты не представляешь, что с тобой будет… зачем ты все это натворил? Корен…

– Он здесь? – Тарин поднялся было на локте, но его лицо перекосилось от боли.

– Конечно, здесь! Он снова председатель суда.

– Не верь ни единому его слову, – прохрипел Тарин.

– Я и не верю! Но ему верит императрица Скади, а князь, сам понимаешь…

– Я понял, послушай… найди лекаря, который будет язык за зубами держать.

– У меня есть в посаде хижина, про нее никто не знает, но добраться до нее сам ты не сможешь, тебя же ищут все, как отступника да клятву верности нарушившего… найду лекаря и перевезу тебя ночью туда. Отлежишься и уходи, Тарин, зря, зря ты вернулся.

– Клятвы княжеской я не нарушал, и не отступался от верности!

– А вот по-другому все выходит! Рассказать?

– Я догадываюсь…

– То-то же.

Ицкан прошел к двери и все же закрыл ее на засов, вернулся, сел на край кровати.

– Тут третьего дня Корен двоих заговорщиков казнил на площади, кости ломали, а потом обезглавили, – Ицкан наполнил кружку из кувшина и протянул Тарину, – да странное дело, языки вырваны да руки раздроблены у них были задолго до казни, и к плахе они своим ногами дойти не могли. Чего калечить-то раз все одно – голову с плеч?

– Звали как казненных?

Ицкан прошел к столу и стал копаться в свитках…

– Вот, еще не снесли в архив, где же… а! Самтар – сын скорняка Авина из посада, и Гас, сын…

– М-ммм, – Тарин зажмурился и сжал кулаки.

– Мой человек, что по харчевням да на базаре слухи собирает, рассказал, что трое дружинников выпивали да трепали языком. Подслушал он, про то, как один из казненных был в воротах старой крепости остановлен караулом императорским, спросили куда, зачем, а он давай кричать на все Городище, что видел, как иноземцы заимки жгут, разоренья творят и еще про то, как воеводу убили.

– Глупый Гас…

– Так что у Корена своя правда. Ох, чую, прицепится он опять как клещ к власти княжеской – не вырвешь!

– Уже прицепился, но вырвать можно.

– Неровня я ему, – Ицкан нагнулся к Тарину, – сам боюсь его… с виду-то он как калач сметанный, а внутри – гниль да злоба одна. Ладно, времени нет совсем у меня, пойду… Постарайся не умереть до заката, а как стемнеет, вывезем тебя в посад.

Спустя месяц Тарин покинул Городище с хартским обозом. Ожесточилось сердце его, почернел разум… Нет более воеводы Тарина, есть лишь отступник и предатель, изгнанный князем с позором. Письмо Тарина князю доставил Ицкан. Прочитав его, Талес был вне себя, и приказал перевернуть вверх дном посад и найти предателя, однако, Ицкан нашел слова и убедил князя, что казнь того, кто когда-то привел его к власти, посеет много слухов и домыслов среди народа, и от старейшин Родов не будет одобрения.

– Пусть уходит! – Талес бросил в камин свиток письма, – но пусть забудет дорогу сюда, иначе не пощажу!

– Вы так великодушны, мой кн… мой император, поправился Ицкан, – я найду того немого нищего в торговых рядах и передам ему ваш письменный ответ для Тарина. Изволите сами написать или…

– Много чести! Напишешь сам, – новоявленный император стоял перед отполированным до блеска серебряным зеркалом и разглядывал геральдическую цепь – подарок императрицы Скади.

Когда Корену донесли, что бывший воевода покинул Городище, он особо не расстроился. Конкурент из другого мира наверняка сгинул в болотах, у Тарина нет никаких свидетелей в подтверждение словам, так что можно приступить к рутинным и скучным, и в тоже время таким любимым обязанностям председателя Суда Хранителей.

Глава двадцатая