Гнев Ненаглядной

«Вот оно, — с тоской подумал Илья. — Спонтанный! Значит, самопроизвольный, вызванный не внешними воздействиями, а внутренними причинами. Однако такой подход исключает эпидемию. Выходит, что внешний фактор все-таки есть. Неизвестный нам, недоступный приборам…»

— …Объявлена официальная версия, что с Верхних топей проникли комары, переносчики плазмодийной горячки (местный вид малярии). Течение обеих болезней внешне сходное… Четвертого марта, — добавил Помощник, — объявлен общепланетный карантин. Никаких ограничений в общении и отдыхе не вводилось. Запрещен лишь выезд.

— Какое сообщение курорта с Землей? — спросил Илья. — Имею в виду пассажирское. Линия Ненаглядная— Земля. Есть ли рейсовые?

— Восемь лет назад, ввиду необычной популярности курорта, построена станция нуль-пространственных переходов. Переход Ненаглядная—Земля оборудован десятью кабинами массового пользования, интервал между импульсами — двенадцать минут. Максимальная загрузка каждой кабины — сто пассажиров.

Илья тут же подсчитал: пять тысяч пассажиров в час. На случай срочной эвакуации за сутки можно перебросить сто—сто двадцать тысяч человек. Куда — ясно. Но вот зачем?!

Он тяжело спикировал на берег. Мимо лица промелькнули верхушки реликтовых сосен с плоскими широкими иголками, бесконечно длинные колонны стволов, бока замшелых гигантов-валунов. Сбросил форму, шорты, рубашку, пошел к океану. На стволах застыли желваки и потеки янтарной окаменевшей смолы. Кое-где они были как бы поклеванные. Илья улыбнулся, представив, с каким трудом добывали себе неизвестные упрямцы «память о Ненаглядной». В другое время он обязательно снял бы сосны для своего видеогербария. В другое время! Здесь же, на Ненаглядной, это абстрактное понятие вдруг приобрело конкретный и грозный смысл: вместо праздного течения — неизвестность, угроза, смерть…

От рифа незаметно подкралась высокая волна, окатила его с головой, чуть не сбила с ног. Рядом закричали от восторга девушки, которые прыгали в набегающих валах. Зернистый тяжелый песок холодил босые ноги. То тут, то там вода перекатывала гирлянды подводных цветов — белых, полупрозрачных — и Илья осторожно переступал через них.

— Идите к нам, — позвала его на интерлинге одна из девушек — смуглая, грациозная, то ли китаянка, то ли вьетнамка. — Меня зовут Да Фуцзы — Большое Счастье.

— Это и так видно, без перевода, — улыбнулся Ефремов. — Простите, но мне надо улетать.

«О карантине знают пока немногие. Те, кто собирался домой, — думал он, заплывая все дальше и дальше. — Коконов жизнеобеспечения на планете триста семнадцать. За неделю их развернут еще максимум триста-четыреста. Чертовски сложная штука, эти коконы… Тяжелых больных сейчас человек семьдесят. Но завтра, послезавтра… Если пандемия будет развиваться такими темпами, через неделю у нас будут тысячи больных… Никто из отдыхающих не знает пока, что в огне так называемой «малярии» уже сгорело два человека — Осей Деланца и Лена Коканова. И этого не скрыть. Мы разучились что-либо скрывать… Люди, конечно, будут терпеть вынужденное безделье. Но если пандемию не удастся остановить, может начаться паника. Миллионы людей хлынут на Землю, во все концы Обитаемых миров… А вдруг все-таки эта лейкемия имеет возбудителя? Вирус пойдет гулять по всем мирам… Нет, невозможно! То есть, возможно, но допустить этого никак нельзя».

— Пловец, вы слишком далеко заплыли. Вернитесь к берегу, — пророкотал над головой бездушный голос спасавтомата.

Илья повернул, и красная капсула тотчас умчалась ловить другого нарушителя.

Совещание заканчивалось. Шевченко оглядел собравшихся, спросил:

— Все ли считают, что чрезвычайные меры необходимы?

— Нет, тысячу раз нет! — вскочил академик Янин. Он даже руки скрестил перед собой, как бы останавливая товарищей. — Мир уже несколько столетий живет совестью, а вы ему хотите вернуть ложь?! Причем самую страшную — организованную ложь. Я — против!

Славик нахмурился.

— Это возвышенная демагогия, — резко сказал он. — Есть интересы курорта Ненаглядной и есть интересы многомиллиардного человечества. Это несоизмеримые понятия. И если Ненаглядная станет вдруг угрозой для человечества, если не останется никакого другого выхода, я призову не только ложь, которая заключена в идее «уничтожения» нуль-пространственных переходов. Я первым попрошу, чтобы всю эту планету немедленно взорвали. Вместе с нами, кстати.

За столом воцарилось молчание. Наконец встал Шевченко.

— Ставлю вопрос на голосование, — заключил он хмуро. — Так… Двенадцать «за», два «против». Предложение Ефремова принимается.

Он помолчал, затем сказал:

— Итак, осталось самое неприятное. Кто из нас возьмет на себя роль варвара? Предупреждаю: истинные мотивы не подлежат огласке. Поэтому исполнитель, естественно, будет предан общественному презрению. Есть ли добровольцы?

Все опустили головы.

— Позвольте? — Илья встал и тут же мысленно себя выругал: «Выскочка! Не твое это дело. Служба Солнца здесь ни при чем. Это прерогатива Совета миров. Шевченко может назначить любого из нас… Зачем тебе добровольно брать на себя такой позор?»