– А должен был кого-то поставить охранять тело. Или сжечь его перед уходом. Но он действительно не виноват. Правила, касающиеся ремонтных дронов, ему сообщили, но причин для их введения не объясняли.
Открылась вторая дверь, в коридор пролился свет.
– Не понимаю, – сказала Элви.
– Поймете, – небрежно произнес Кортасар, входя в свою личную лабораторию. Он явно дразнил Элви.
Эта лаборатория была меньше бокса. Элви узнала кое-какие принадлежности – как у нее в лаборатории экзобиологии: матричные секвенсоры, анализаторы протеомы, длинноволновые и низкорезонансные сканеры. Остальное выглядело чуждым, как все известные ей артефакты чужаков. Кортасар, ни на что не глядя, подошел прямо к большой клетке из прозрачного полимера – такие использовали для приматов и крупных подопытных животных.
– Трехо считает, что лишняя пара глаз в этом деле не помешает, но вам, скажу откровенно, понадобится догонять не один месяц, прежде чем вы сможете хотя бы задать разумные вопросы, – сказал он. – Однако для начала… Вот один из первых случаев. Песчинка, из которой в нашей ракушке растет жемчужина.
В клетке находились двое детей: мальчик лет семи или восьми и девочка, которую уже можно было назвать подростком. Глаза сплошь черные, зрачок поглотил и радужку, и белок. Девочка, встав, подошла к передней пластине клетки. Кожа у нее была с сероватым оттенком. Двигалась девочка почти нормально, но, остановившись, застыла в ужасающей неподвижности.
– Что… – Элви осеклась, не зная, как закончить вопрос. Она слышала фразу «мурашки по коже», но до сих пор считала ее фигурой речи.
– Это были Александр и Кара Биссеты – при жизни, – произнес Кортасар. – Дети из первой научной экспедиции, отправленной на Лаконию еще до того, как верховный консул переместил сюда своих сторонников. Мальчик погиб при несчастном случае. Девочка вскоре после того отравилась, съев какое-то местное растение. Вот что получается, когда мертвое тело оставляют среди ремонтных дронов. Ну… иногда. Они не всегда берутся чинить, но уж если берутся… – Он кивнул на мертвых детей. – Получается вот это.
– Я вас не знаю, – сказала девочка.
– Меня зовут Элви.
– А я Кара. Вы тоже будете делать нам больно?
«О, – думала Элви, – какого хрена! Мне плевать, какой ценой. Только бы выбраться отсюда, а уж я найду способ никогда, никогда не возвращаться».
– Первоначальные тела умерли около двадцати лет назад, – продолжал Кортасар. – Эти восстановленные из них артефакты статичны.
– То есть они навсегда останутся детьми?
– Да. Они всегда будут напоминать незрелые человеческие особи, – сказал Кортасар, – однако не в точности. Их строение и химия большей частью совпадают со строением и химией исходных тел, но чрезвычайно стабильны. Теломеры не укорачиваются. Митоз повторяется до бесконечности. Не возрастает количество старых клеток и бляшек. Имеется пара дополнительных механизмов иммунного ответа и кое-какие любопытные структуры. Прекрасная работа.
– Поразительно… – Слово упало с губ Элви как камень в колодец. Мертво и гулко.
– От них и берет начало интерес верховного консула к бессмертию. Он счел, что, если изучить структурные и функциональные отличия этих образцов и применить ту же технику не к трупу, а к живому организму, наподобие того, как на основе долговечных архитектурных структур было создано карбосиликатное кружево… ну, получится интересно. Я начинал с моделей животных и добился достаточного успеха, чтобы перейти к опытам на людях.
Элви навалилась на трость, борясь с тошнотой и головокружением.
– Дуарте на это согласился?
Кортасар обратил к ней недоумевающий взгляд.
– Разумеется, согласился. Это предлагало решение самой большой его проблемы. Как удерживать империю галактического масштаба на протяжении многих поколений? Поставить над ней бессмертного правителя. Ну, вот и они. Создания, снабженные всем необходимым, чтобы не стареть и не умирать.
– А он не опасался, что… не знаю… не боялся ошибки?
– Он понимал, что риск есть, но считал, что возможный результат его оправдывает. Мы действовали очень осторожно, а верховный консул вполне доверял моим способностям.
– Вот как, – проговорила Элви. – Ясно.
– Все шло хорошо, пока вы не спровоцировали вот это. – Он указал на ее раненую ногу. – Все получалось. И еще может получиться, если внести поправки на новом объекте.
– Я ничего не провоцировала. Сагали выполнял приказы, – сказала она, одновременно думая: «Новый объект, например, Тереза…» Нет, это представлялось не слишком похожим на правду. Кортасар снова обернулся к детям в клетке. «Нет, он решил испытать на себе…»
– Разумеется, все фиксировалось, – продолжал Кортасар. – Вы найдете все отчеты во внутренней системе. Время на ознакомление с ними я вам не ограничиваю.
– Во внутренней?
– За пределы этого помещения проект не выходит. Верховный консул недвусмысленно потребовал, и сомневаюсь, чтобы адмирал Трехо решил снизить уровень секретности.