Гнев Тиамат

Алекс мялся. Она видела, как он подыскивает возражения, – так пожилые супруги видят, когда мужу или жене надо передать соль.

– Мне тоже не нравится, что мы будем врозь, – сказала Бобби. – Но так надо.

– Да, капитан. Ладно. – Он вздохнул и, к ее удивлению, вдруг ухмыльнулся. – Чертово родео выйдет.

– Они даже не узнают, что их убило, – сказала Бобби. – Жаль только, что Трехо не будет на корабле, когда мы превратим его в горячую быстро движущуюся пыль.

– До него еще доберемся, – пообещал Алекс. – Пойду прилежно заниматься диагностикой системы, в которой я вполне уверен, дабы внушить себе чувство, будто хоть отчасти контролирую ситуацию.

– Разумно, – одобрила Бобби. – А я останусь ждать, сколько моих людей предпочтет сбежать, чтобы не лезть в это дело.

– Никто не сбежит. За тобой пойдут даже на штурм ада. Мы тебе доверяем. – Помолчав, он поправился: – Я тебе доверяю.

Дверь за ним закрылась, и Бобби опустилась на край койки, как в теплую ванну. Она заснула, еще не закрыв глаз.

Глава 31. Тереза

Холден сидел на койке спиной к стене. Его бумажный, измазанный засохшей кровью халат смялся. Белок правого глаза был кроваво-красным, и сам глаз заплыл. Щека припухла и потемнела. И еще в его движениях просматривалась осторожность, говорившая о боли во всем теле. Камера была тесной. Вдвое меньше самого маленького шкафа в спальне Терезы. Освещалась она тонкой, как карандаш, полоской наверху стены – такой яркой, что невозможно посмотреть на нее в упор, но оставлявшей большую часть камеры в полумраке, в котором даже читать было бы невозможно.

– Если он назвался твоим другом, значит, это правда, – говорил Холден. – Амос не слишком часто считал нужным лгать.

– Зачем он здесь сидел? – услышала она свой голос, повторяющий вопрос, который ей велели задать.

Холден сглотнул – заметно было, что это далось ему с трудом. Он смотрел на нее с грустью. Нет, не с грустью. С жалостью. Что еще хуже.

– Обо всем этом меня уже спрашивали. Жаль, что и тебя заставили.

Трехо велел ей держаться сценария, но она рискнула добавить кое-что от себя.

– Может, они думали, что вам будет труднее лгать тому, кому вы причинили зло.

– Может быть. Я скажу тебе то же, что говорил им. Я не знал, что он здесь. Я с ним не контактировал. Я не знаю, какое у него было задание, кто его прислал и как долго он здесь пробыл. Если у него была связь с подпольем, я о ней ничего не знаю. И не знаю, зачем ему понадобился ранец с ядерным зарядом, но догадываюсь, что он, хотя бы как запасной вариант, оставил возможность что-нибудь здесь подорвать. Если бы я знал, что он здесь, я бы посоветовал ему этого не делать.

Тереза подняла взгляд к камере. Холден ответил на четыре вопроса прежде, чем она их задала. Она не знала, можно ли теперь пропустить эту часть или надо заставить его повторить все снова.

– Как твой отец? – спросил в паузе Холден. – Нет, мне никто не говорил – я понял, что с ним что-то не так, по общей обстановке. К тому же он не пришел меня допрашивать. Мне казалось, что при сложившихся между нами отношениях должен был прийти.

«С отцом все прекрасно», – подумала она. Но не смогла себя заставить произнести это вслух.

– Не беспокойтесь о нем. Беспокойтесь за себя.

– О, этим я и занимаюсь. Весьма беспокоюсь за нас обоих. За всех нас.

– Что случилось с его телом? – спросила она, пытаясь вернуться к сценарию.

– Твоего папы?

– Тимоти.

– Не знаю.

Она помедлила. Живот у нее стянуло в узел, и в горле стоял ком. Теперь это было обычным делом.

– Он убит. Я видела.

– И мне так сказали. Он был хороший… ну, не то чтобы хороший человек. Но он старался. И был верен как черт. – Холден помолчал. – Он был мне братом. Я его любил.

– Чего добивается подполье?

Холден пожал плечами.

– Полагаю, пытается расчистить под сапогом твоего отца малость свободного места, чтобы хоть чье-то мнение что-то значило. Так делал бы и я на их месте. Продержаться. Только…

Холден встал с койки и заговорил прямо в камеру:

– Нельзя ли вырезать эту часть? Для нее это гнусно и все равно ничего не меняет.

Ответ последовал не сразу, но вскоре магнитный запор двери щелкнул, открываясь. Только вздрогнув от облегчения, Тереза поняла, как ей было страшно наедине с этим человеком. И как она рада, что хоть одна часть испытания позади.

– Они бы не позволили мне причинить тебе вред, – сказал Холден. – Даже если бы я захотел. Я не хотел, но даже если бы хотел.

Ее пронзил гнев, непредсказуемый и злобный.

– Вы теперь уже не танцующий медведь, – сказала Тереза.

Холден откинулся к стене, оперся на нее. Улыбнулся, и стало видно, что у него недостает глазного зуба.

– Зато приятно, что тебя принимают всерьез.

Дверь открылась, вошли два охранника и полковник Илич. Плитка пола скрипнула под их сапогами. Охранники держали руки на дубинках, но не вытаскивали их из петель на поясе. Пока нет. Илич взял Терезу за плечо и повернул к двери. «Если он назвался твоим другом, это правда». Она хотела бы поверить, но у нее не получалось.

– Все хорошо, – заговорил Илич, когда дверь камеры закрылась за ними. – Ты хорошо справилась.