Это напоминало кошмар, когда ты всю ночь убегаешь от чего-то, чтобы в конце концов оказаться с ним нос к носу. «
– Извини. – Чава сбросила себе на тарелку яичницу с золотым глазком. – Ты что-то сказала?
– Придется нам нарушить кое-какие правила. Нужен будет доступ в мастерские. Ты не придумаешь, как бы мне добраться до торпед, а? Боеголовки мне ни к чему. Только корпуса и двигатели. Если можно, дальнобойные.
– Подумаю, – сказал Чава. – Тебе их сколько нужно?
– В идеале тринадцать или четырнадцать сотен.
Чава рассмеялась, взглянула в лицо Наоми и затихла.
– И еще, – добавила Наоми, – если предложение не отозвано, я бы теперь не отказалась от добавки кофе.
Найденная Чавой верфь в системе Сол считалась бы маленькой. В поясе были разбросаны тысячи таких. Независимые верфи для астероидных прыгунов и самодеятельных предпринимателей, которым не по карману портовые сборы Каллисто, Цереры и других крупных центров. Если забыть, что эта верфь пятнадцать лет ничего не производила, такая могла найтись где угодно.
Управляющего звали Цепом, и на шее у него виднелась поблекшая татуировка с рассеченным кругом. Он говорил на английском, мандаринском, португальском и на астерском диалекте, выдававшем происхождение с марсианских Троянов. Цеп провел для Наоми экскурсию по верфи. Это был вытянутый в высоту светлый пузырь из керамики и стали с резким рабочим освещением. Каждое утро в нем распыляли масляную взвесь, чтобы улавливать лунную пыль. Поэтому все было липковатым на ощупь и воняло порохом. Здесь, впервые в системе Оберона, для Наоми запахло домом.
Несмотря на масляное опрыскивание, микрочастицы – кусочки камня мельче пыли, которых не сгладит никакая эрозия, – представляли опасность, и требовалось носить маску и защиту для глаз. Наоми проходила мимо рядов списанных кораблей – лишившихся владельца или поврежденных, случайно или по злому умыслу, до такой степени, что не было смысла продавать их даже на запчасти. В основном здесь хранились орбитальные челноки и полуавтоматические старательские суда. Челноки ей были ни к чему, а вот на некоторых старательских имелись зонды. По дальности действия и скорости они и близко не лежали с торпедами, но начинать можно и с них. За долгое, пропахшее потом утро она отобрала полдюжины. Идея не слишком отличалась от прежнего способа с бутылками. Только масштаб теперь совсем другой. И ставки. Можно было загрузить в зонды взрывчатку и передатчики, после чего разослать их за врата. Не придется никого подвергать опасности прохождения через заселенную новоявленными призраками медленную зону, и отследить сообщения будет невозможно. Те, кто слушает, как слушала раньше она, не отличит их от зондов, сброшенных до того. А вот над точным подбором слов предстояло потрудиться. В них впервые после Медины прозвучит голос подполья. Важно, чтобы он прозвучал как надо. Но еще важнее, чтобы прозвучал скоро.
В неонуарных фильмах, которые постоянно крутил Алекс, один момент повторялся так часто, что стал штампом. Она видела его дюжину раз в году и перестала замечать. Перестрелка начиналась с балетных па оператора и предполагала неиссякаемый запас боеприпасов. Режиссер из кожи лез, чтобы расцветить сценарий и придать ему отличия от множества подобных. Но в конечном счете герой и злодей сходились лицом к лицу, и у обоих кончались патроны. И исход всего этого героического кровопролития решался тем, кто быстрей перезарядит оружие.
Сейчас в таком положении оказались подполье и империя. Катастрофа разбросала их в равной мере. Кто быстрее успеет организоваться, тот и выживет. Огневая мощь по-прежнему была за Лаконией. И техническое превосходство. Но если подполье первым восстановит связь, история неизбежных побед империи прервется. Преимущества Лаконии ее не спасут.
Все дело в скорости. Если бы Саба остался жив, если бы уцелела Медина, ему было бы самое время показаться, объявить о себе и стать открытым лицом оппозиции. Сплавить тринадцать сотен разрозненных из-за отказа связи подполий воедино, воспользоваться смятением врага, не дав Дуарте времени встать на ноги. Под прикрытием кризиса совершить резкий разворот, даже если это означало бы усиление давления на Драммер и Союз. Наоми бы ему это и посоветовала. И была бы права.
У нее звякнул ручной терминал. Стянув очки и маску-фильтр, она открыла канал. Вызывать ее мог только один человек. Чава находилась у себя в кабинете: прическа в идеальном порядке, блузка безупречна, манеры вежливого профессионала, словно она каждый день занималась такой работой.
– Я наладила связь, которую ты просила, – сказала она. – Но из-за светового лага диалога не получится.
– Сколько? – спросила Наоми.
– Пятьдесят минут в одну сторону.
Наоми представила себе систему Оберона. Три газовых гиганта, большой пояс и пояс поменьше. «Бикаджи Каму» от кольца отделяло еще порядочное расстояние. Время было.
– Спасибо, – сказала она.
– Не за что, – ответила Чава. – Посылаю маршрут и шифровальный код. За ужином встретимся?
– Не хочу навязываться.