Гнев влюбленной женщины

Гера взял в руки три подарочных пакета. Один – с кухонным комбайном – был для сестрицы Алины. Второй – для Васьки, там был мобильный телефон. Третий – для Ваньки, там тоже был мобильный телефон. Телефоны были одинаковыми, как, впрочем, и его племянники-близнецы. Причем унаследовали они от своего папаши, бросившего Алину сразу после того, как она забеременела, не только природное сходство, но и природное скотство.

Парни постоянно попадали в неприятные истории, кое-как что-то закончили, получив какое-то высшее образование, нигде не работали. Но при этом обладали таким самомнением, что Гера просто диву давался. Сестрицу ему откровенно было жаль. Она все время работала, где-то подрабатывала репетиторством, что-то из чего-то для себя перешивала, вечно распускала и перевязывала. Да, обладала очень неприятным характером, но работягой была еще той. Гера решил, что к кухонному комбайну непременно добавит что-то еще, что-то для нее лично. Он тронул пальцами красивую, нарядную упаковку на полке. Там хранился амулет для Ольки. Когда он теперь его ей подарит?!

На улице было пасмурно и холодно. Гера трусцой добежал до своей машины. Побросал пакеты на заднее сиденье и, пока машина прогревалась, успел позвонить в отдел, где работал Носов. Слава богу, дежурил его знакомый опер, правда, после новогодней ночи говорил он чуть сумбурно, но все же главное Гера уловил: у Оли серьезные проблемы.

– Оч серьезные, Герыч. Нос вцепился в это дело, как в дело всей своей жизни. Спрашивал кто-то из ребят, чего, мол, к девке прицепился? А он знаешь что сказал?

– Нет, – мрачно изрек Гера и полез в машину.

– Я эту суку укатаю так, что она ни за что на волю не выйдет! Ты чего, с ним конфликтовал когда-нибудь, Гера?

– Да нет.

Пожал плечами и тут же вспомнил, как бесился, когда Олю первый раз вызвал на допрос этот толстяк по Витькиной жалобе. Бесился, кое-кому звонил и просил посодействовать, если Носов станет перегибать. По Витькиной жалобе Олю больше не вызывали. Ее закрыли по другому делу. По куда более страшному.

– Короче, бабу эту – потерпевшую – замочили кухонным молотком с кухни твоей подружки. Понятно, на молотке ее отпечатков – мама не горюй. Алиби нет, говорит, спала. Соседи ее не слышали. Зато сослуживцы, мать их, сослужили ей дурную службу. В три голоса утверждают, что твоя подружка с потерпевшей подралась накануне ее смерти. Избила будто прямо в холле офиса.

– Да ладно! – У Геры свело шею от отвратительного холода, и лопатки мурашками покрылись.

– Да, это сто пудов. Слышь, Герыч, я ведь тут сегодня на весь день. Могу дельце взять и полистать. Тем более Носов тут трется с самого утра. Я у него дело попрошу. Он мне не откажет, потому как должен. А ты часам к трем подъезжай, только не пустой, предупреждаю! Посидим, почитаем, посмотрим, что можно сделать. И это, Герыч… Ты ему на глаза не попадайся, ладно?

В гостях у Алины Гера пробыл чуть дольше, чем хотел. Они, оказывается, давно проснулись, ждали его и даже стол накрыли к праздничному обеду. Это растрогало. И он совсем не пожалел, что простоял у закрытого до часу дня парфюмерного магазина. И потом долго выбирал духи для Алины, пытаясь понять, что же ей может подойти, а что понравиться. Выбрал среднее между тем и тем и, кажется, попал. Она почти не глянула на коробку с кухонным комбайном, а вот с флакончиком парфюма носилась по комнатам, пытаясь оставить ароматный шлейф и добиться от сыновей одобрения. Но тем на мамину радость было наплевать, они тут же вцепились в новые мобильные игрушки. Оживились лишь за обедом, начав приставать к Геральду.

– Ну, расскажи чего-нибудь такое, а, Гера, – блестел черными глазищами Вася. – Какие-нибудь зловещие преступления, погони. Ты же опер! Ты же знаешь!

– Что знаю?

Гера вяло ковырял вилкой куски жесткой говядины, которую Алина назвала как-то длинно и замысловато. Он все больше таскал с большого блюда сыр и колбаску.

– Ну, всякие там ужастики, – не унимался Вася, не забывая пальцем елозить по дисплею нового мобильника. – У нас в городе, болтают, маньяк объявился.

– Да ну! – делано удивился Гера, и внутри неприятно заныло.

– Ты не знаешь? – фыркнул Иван, он почти не ел, медленно потягивая из высокого стакана темное пиво, при матери они не стеснялись пить с шестнадцати лет.

– А что я должен знать? – Гера подцепил из салатника помидорную дольку.

– Да ладно, Гера, городских новостей не знаешь? – Иван долил себе еще пива из пузатой пластиковой бутылки. Поднял бокал, чокаясь с воздушным пространством. – Телки выходить на улицу боятся, боятся пацанов в дом пускать.

– А почему? – Гера вяло жевал помидорную дольку, вкусом напоминающую стебель лопуха, помнится, в детстве они на спор его жевали.

– Потому, что какой-то чудак входит в дом к телкам, – продолжал Иван пить и говорить. – Трахает их, мам, прости, но что есть, то есть… Короче, потом убивает битой, расчленяет и внутренности развешивает по стенам, во!!!

– Кто говорит? – Гера стиснул зубы.

– Народ, – выпалили близнецы одновременно.

– Какой народ, Ваня?