С ходу ринулись на вторую группу. Она шла выше, удар пришелся снизу. Еще один "юнкерс", дымя, потянул к земле - его срезал лейтенант Карпунин. Проскочив строй, вышли на истребителей. "Мессеров" было десять, но на помощь им спешило еще около десятка из прикрытия первой группы. Имея подавляющее превосходство в силах, фашисты сразу бросились в бой. Старикову показалась странной такая согласованность в их действиях. Выводя группу боевым разворотом в наиболее выгодное положение, он внимательно осмотрелся. Так и есть! В вышине барражировал одинокий "мессершмитт": управлял действиями своих истребителей.
- Выхожу для атаки на главного, - передал товарищам, уже закружившимся в огненной карусели.
Пока оставшаяся тройка отбивалась от слаженно и неторопливо действовавших фашистов, Дмитрий ушел в сторону солнца, набрал высоту и неожиданно обрушился на увлеченного боем их командира. Ударил наверняка; с пятидесяти метров. "Главный" взорвался. Потерявшие управление "мессеры" вслед за рассеявшимися "юнкерсами" поспешили повернуть на запад...
В итоге этого боя враг потерял три бомбардировщика и один "мессершмитт". На долю Старикова пришлось два самолета.
Второй вылет - в этот же день в шестнадцать часов. Над Керченским проливом встретили десять бомбардировщиков и восемь истребителей противника. Стариков подал команду сомкнуть строй. И вновь повел свою четверку в лоб. Но затем сманеврировал и ударил сзади. Атакованный им "мессер" загорелся, вошел в штопор. Остальные разделились, стали атаковать с разных сторон. На Старикова навалились двое. На выручку поспешил старший лейтенант Виктор Щербаков. С ходу сбил одного.
Но главной целью были "юнкерсы". Стариков оставил пару Щербакова связывать боем "мессершмитты", а сам с Белоусовым устремился на бомберов. В считанные секунды свалил одного. Остальные начали сбрасывать бомбы в море. К группе фашистских истребителей подоспела еще четверка "мессеров", Стариков поспешил н.а помощь товарищам. В неравном бою отважное звено гвардейцев уничтожило еще один "мессершмитт".
Таким образом, за один этот день лично Дмитрием было сбито четыре самолета противника и столько же пришлось на долю его ведомых.
Так сражался отважный черноморский воздушный боец Дмитрий Стариков.
Так вместе с ним - и после смерти своей - продолжал сражаться его незабвенный боевой друг Сурен Тащиев. О бесстрашном советском асе, имя которого было начертано на неуязвимой, внушающей ужас машине. среди гитлеровцев стали распространяться легенды...
Этим и хотелось бы закончить мне свой далеко не полный, заведомо ограниченный рамками немногих боевых вылетов, рассказ об одном из моих боевых друзей - простом рабочем пареньке с "рукой сильного человека и глазом снайпера". И с верным, преданным сердцем, с великой душой. Кончить тем, чем и начал, одним из самых печальных и самых удачных в его боевой жизни дней, когда он впервые вылетел в бой без своего неразлучного друга.
Но... Все равно же возникнет вопрос: а что было с ним дальше?
Дальше все то же - бои и бои... Освобождение Крыма, красный вымпел над Севастополем... На счету Дмитрия Старикова, прославленного воздушного бойца, четыреста девяносто девять боевых вылетов, двадцать один лично сбитый им самолет - самый большой на то время счет на всем Черноморском флоте. Из поверженных им гитлеровских машин можно было бы составить целую коллекцию: "мессершмитты" и "фокке-вульфы" различных марок и назначений, "хейнкели", "хеншели", "юнкерсы", "Гамбург"...
Сражался, водил в бой друзей, срывал удары вражеских бомбардировщиков по нашим наступающим войскам, обеспечивал успешные действия своих бомбардировщиков и торпедоносцев...
И вот - тишина.
Закончилась Великая Отечественная война.
В эти непривычно тихие дни летчики отдыхали, ждали, куда перебросят, набирались сил. Стояли на старом, многим знакомом еще по довоенным временам, крымском аэродроме Саки.
Один из этих дней оказался для Дмитрия особенно радостным: его отпустили в Краснодар свидеться с женой, она ждала ребенка...
Да... Сколько раз приходилось мне поражаться жестокой нелепости многих смертей. Даже казалось, судьба издевательски выбирает самых умелых, сметливых, отважных, будто бы чтоб убедить остальных: никто на войне сам себе не хозяин.
Но - после войны...
Дима ехал в Симферополь в кабине грузовика. Заранее переживал счастье встречи, радовался жизни, победе. За одним из поворотов шофер притормозил: на дороге стоял с поднятой рукой офицер. По званию он был старше, Дима не раздумывая вылез из кабины, перебросил упругое тело через борт. Скамеек в кузове не было, стал, навалившись локтями на скользкую крышу кабины. И снова воспоминания, раздумья, мечты, веселый ветер навстречу...
Крымская "серпантинная" магистраль. Изувеченная войной, изъезженная, изрытая...
В полку только и поняли: "Орденов полна грудь... Герой! Не иначе как ваш, наверно..."
Помчались, нашли, привезли...