Гнездо над крыльцом

«Гибель» одной птицы я увидел из окна троллейбуса: стриж камнем упал на тротуар, ударившись, наверное, о провод. Пока я дошел от остановки до места падения, на асфальте ничего не было: ни самого погибшего, ни единого его перышка. Собрав остатки сил, стриж смог доползти, не замеченный прохожими, до ствола липы и вскарабкался сантиметров на двадцать; прижавшись к шершавой коре, закрыв глаза, он повис, словно неживой. В руках не трепыхался, не царапался, даже глаза не открыл, и пролежал, не меняя позы, на подоконнике до утра следующего дня, то есть часов десять. Возможности выжить я у него не видел: удар на хорошей скорости о туго натянутый многожильный провод, удар об асфальт с двенадцатиметровой высоты. Невесомый, однодневный утенок-одуванчик выдержал бы в своей пуховой защите и три подобных удара, но тонкое оперение стрижа не могло смягчить ни первого, ни второго.

Не было смысла кормить птицу насильно, да и не хотелось добавлять страданий умиравшему. Винить тоже было некого: птица погибала из-за собственной оплошности. Но пока она была жива, ее можно было показать студентам: как-никак — стриж, а не какой-то воробей или голубь, которых можно разглядеть до перышка на любой остановке. Положил я бедолагу в футляр от большого бинокля, а он лишь глаза приоткрыл немного.

Экскурсия в тот день была на песчаный пустырь, начинавшийся у последней автобусной остановки и еще не занятый строительством, — этакий заповедничек под боком у большого города. Солнце еще не обсушило траву, и над пустырем висел цветочно-медовый дух: цвел качим перекати-поле. И словно крылатые косари (кое-где на верхней Волге стрижей и называют косарями), носились над зарослями качима на бреющем полете десятки черных птиц.

Интересная эта трава: метровый куст-шар лежит на голом песке, словно сгусток сизоватого дыма. Неисчислимое количество крошечных беловатых цветочков днем и ночью источают медовый аромат. И весь день носятся в их аромате стрижи, словно не могут надышаться им. Но они тут по другой причине: за душистым нектаром летит на качим множество мелких насекомых, а на этих сладкоежек и охотятся стрижи, зная, где и когда зацветает эта трава.

Стриж как-то не оценивает, да и не знает ту опасность, которая может подстерегать его с земли. Мимо неподвижно стоящего или сидящего человека он может летать так близко, что вжиканье его острых крыльев и отчетливое пощелкивание клювом слышатся очень отчетливо. Каждый щелчок — пойманное насекомое. Верткая и еле различимая добыча столь мелка, что кажется в отблеске солнечных лучей сверкающей пылинкой, которая мечется в маленьких вихрях, закрученных стрижиными крыльями. А скорость и маневренность охотящихся птиц таковы, что даже у лица не удается разглядеть ни деталей наряда, ни взгляда, только черное мелькание. И никто не столкнется друг с другом, крылом о крыло не заденет, на одну жертву вдвоем не бросятся.

Добыча — мелкие мухи, крошечные жучки, маленькие наездники, крылатые тли, моли и прочая мошкара. Набрав ее полный рот, стриж улетает к гнезду, неся птенцам сразу три-четыре сотни насекомых. Отдавая корм, он не потеряет ни единой козявки, потому что все склеено в единый комочек, как в пакет, клейкой слюной. Не то, что у грачей, птенцы которых из-за торопливости и жадности роняют иногда на землю до трети принесенного родителями корма.

Насмотревшись на стрижиную охоту, мы пошли дальше. Мне было неловко доставать из футляра в присутствии стольких здоровых птиц их может быть уже мертвого соплеменника. Но когда я открыл коробку, из нее, словно очнувшись от глубокого сна, с удивлением выглянул живой стриж. На ладони пленник покрутил головой, увидел своих, поднял оба крыла и, как-то скособочившись и вихляя, слетел с руки. На третьем или четвертом взмахе его полет приобрел уверенность, а через несколько секунд он исчез в утренней дымке.

Был и такой случай, когда лихая стрижиная пара, намереваясь пролететь из окна в окно через актовый зал университета, где шел ремонт, влетела в распахнутый оконный проем и на полной скорости врезалась в стекло противоположного проема. Стекла после побелки были хорошо протерты, и поэтому птицы, обманувшись прозрачностью преграды, ударились о нее вдвоем, не успев ни притормозить, ни свернуть. С пола их подобрали как мертвых и отнесли зоологам. Они и впрямь бездыханные лежали на столе так, как их положили: один на боку, другой на спине. Их уже собрались перенести в холодильник, чтобы в свободное время сделать чучела, как вдруг тот, который лежал на боку, словно в агонии задергал лапкой, перевернулся и пополз в сторону окна. Второй очнулся немного позднее. А вот как они улетели, я не видел: куда-то позвали. А когда пришел, птиц на подоконнике раскрытого окна уже не было.

Весом взрослый стриж всего в полскворца, но столкновения с ним бывают опасны. Эта небольшая птица может пробить даже дюралевую обшивку самолета.