gnezdo_rovno.doc

Я не мог сразу ответить. Наконец откашлявшись, бросил закрутку в печь и едва выдавил из себя:

– Табачок, будь он проклят!..

– Это с непривычки,– успокоил меня старик.– А вообще,конечно,табак дрянь, горлодер.

Я отдышался окончательно, закурил свою сигарету и опросил старика:

– Зовут-то тебя как, отец?

– Фомой Филимоновичем Кольчугиным…

– Из местных?

– Не совсем. Однако недалече отсюда, из черниговских.

– А сюда как попал?

– Кого же сюда пошлют? Некого. В старину говорили, что на безрыбье и рак рыба,а я говорю:на безлюдье и Фома человек. Вот и пригодился Фома.Народу-то нет, господин хороший. Разметало народ по всему свету: одни– сюды, другие туды подались.А я в тутошнем городе двадцать годков без малого живу.Человек я безобидный, никакой работой не брезгую, всем известен, вот меня и приткнули сюда по печной да по конской части.

Все это звучало более или менее правдоподобно.Я знал,что гитлеровцы берут даже в свои военные учреждения на черную работу русских людей. Но Опытная станция представляла собой не обычное учреждение. Это был строго засекреченный разведывательный пункт. Попасть сюда было не так легко!

– Хитришь, отец,– шутливо заметил я и подмигнул Фоме Филимоновичу.– К нам первого встречного не возьмут, даже если он самый лучший в городе работяга. Видно, по чьей-то рекомендации сюда пристроился.

– Ага… Что-то вроде этого,– кивнул Фома Филимонович.– Без этого трудно теперь.На бирже труда заручка оказалась.Землячок мой в каких-то начальниках ходит там,а мы при царе у одного помещика с ним лет пять работали. Не забыл он Фому, закинул за меня словцо– и выхлопотал мне местечко. Вот комендант ваш и забрал меня. Я ему перво-наперво дровец припас, навозил, наколол с солдатами, дымоходы прочистил да и за лошадками приглядываю. Солдат что? Нынешний солдат к лошадям непривычный. По этой части и за солдатом глаз нужен.

– А кем работал у помещика?

– Конюхом.

– Ну и как жилось тебе у помещика? – спросил я.

– А как? Неплохо жилось, царство ему небесное. Душой не буду кривить, хорошо жилось. Помещик хоть и немец, а славный был человек. В почете я был у него, как спец по охотничьим делам. А он уж так любил эту охоту, что и обсказать трудно. Нашему начальнику сто очков вперед дать мог.

– Вот как…

Старик был словоохотлив, но с хитринкой. Эта хитринка проглядывала в осторожности, с которой он ронял каждое слово.

– Ну, покалякали и хватит,– заключил он, подтягивая поясок.– Сейчас подброшу вам,господин хороший,еще дровец охапки две, и теплынь у вас будет, как в баньке.

– А на дворе холодно? – поинтересовался я, чтобы задержать старика и продолжить беседу.

– А с чего оно быть теплу-то?– ответил старик.– Времечко такое подоспело: ни на колесах, ни на полозьях. К зиме поворачивает… А вы из Москвы будете?

Я кивнул.

– Славный, сказывают, городишко.

– Ничего, подходящий… – в тон ему заметил я. – А как тебе платят здесь?

– А платят аккуратно,кажную неделю.Ну и харчишки…– И он улыбнулся.–Насчет заработка что можно сказать? От такого заработка не помрешь, а хором не наживешь.

– Не тяжело тебе в твои годы с лошадьми и печками возиться?

– А што… лихо нам не страшно, всякое видывали. – И он опять улыбнулся.

– Почему зубы не лечишь?– спросил я, увидав у него во рту желтые корешки.

– Лечить-то уж нечего, господин хороший. За шестьдесят пять годков все дочиста и съел.

– И пиджачишко у тебя не по сезону, легонький. Шубу надо.

– Шубу моим костям надо уж сосновую… последнюю шубу.Я уж и так загостевался на этом свете.

– Это ты зря. О смерти нечего думать…– заметил я и спросил, какая семья у Фомы Филимоновича.

Он рассказал, что имеет двух сыновей. Жену похоронил в двадцать девятом году. Старший сын в финскую войну потерял на фронте руку, но, вернувшись инвалидом,снова поступил на обувную фабрику.Вместе с фабрикой эвакуировался куда-то в глубь страны, и слух о нем пропал. Второй сын не успел окончить техникум, где сейчас находится– неизвестно.А внучка,от старшего сына, живет с Фомой Филимоновичем.

– Вот так и живем, господин хороший,– закончил старик.– Пойду припасу вам дровец, – и, переваливаясь, зашагал к двери.

Я взглянул на часы и заторопился. Через четверть часа должен был начаться урок по радиоделу, а я еще не завтракал. Я быстро оделся, наскоро умылся и помчался в столовую. Быстро покончив с едой и кофе, я поспешил обратно.

Со своим учителем Вальтером Раухом я столкнулся в дверях. Он куда-то торопился. Вернувшись в свою комнату, он сунул мне в руки какой-то иллюстрированный журнал, сказал, чтобы я подождал его, и исчез.

Окно его комнатки, как и моей, выходило в лес. Здесь Раух жил. Здесь и занимался со мной. Работал он на радиоцентре, в отдельном домике.