В те же допотопные времена, когда дом инспектора обзавелся своим бессонным неоновым украшением, у полицейских были специальные доски, на которых они закрепляли вырезки и фотографии, чтобы визуализировать ход расследования, причины и следствия, связи между проходившими по делу людьми. Нейт кажется, что такой способ предполагает линейное восприятие мотивов, затрудняет выражение многомерных и часто противоречивых извивов человеческой хитрости. Современные технологии, разумеется, улучшили его: у Нейт тоже есть такая доска, но изображение проецируется на белую оштукатуренную стену у нее дома, а вся информация содержится в Системе. Каждый отдельный документ можно найти в поиске и присвоить ему отметку; она может по своему желанию выбрать любую часть схемы и сделать ее вершиной дерева, чтобы все остальные перестроились, ответвились от главного побегами и спутанными пасмами скверных поступков. «Перевернуть дело с ног на голову» — старый совет любому сыщику, чье расследование зашло в тупик, но лишь недавно такая опция появилась в выпадающем меню.
Сейчас, кроме факта смерти Дианы Хантер под арестом и официальных документов, на стене Нейт приколот Лённрот — в красной рамочке, с меткой «опасен». Теперь она без какого-то порядка добавляет новые ключевые слова: «огненные судьи» и «огненный хребет», «проходить сквозь стены», «чертог Исиды» и «универсальный растворитель (алкагест)». Пусть Свидетель их свяжет, как сумеет.
Что он и делает, конечно, самым безупречным и тщательным образом. На левой части доски-стены появляются ссылки, написанные мелким шрифтом. Небрежным жестом она смахивает их в сторону, но потом вызывает обратно: что-то в псевдодвижении привлекло ее внимание. Нейт увеличивает текст и прокручивает примечания. Видела, видела, не важно, не важно, видела.
Вот. И в конце концов она оказалась настежь открыта машине, будто та нарезала ее личность на страницы, пришила их к хребту и начала перелистывать.
— Что это?
—
— Просто потому, что в ней есть слово «хребет»?
—
Что правда, то правда. Нейт терпеливо ждет дальнейших разъяснений, но машина молчит. Инспектор еще некоторое время смотрит на текст, затем отодвигает его в сторону и вводит имена кардинальных персонажей воображаемого мира Дианы Хантер: Кириакос, Афинаида, Берихун Бекеле.
Подумав, она добавляет: стеганография, криптография, апокатастасис и катабасис. Вся структура немного двигается, будто пожимает плечами, но принципиально не меняется. Нейт пожимает плечами в ответ, почти с раздражением: «Нет, я тоже не знаю, что с ними делать. Не смотри на меня так».
Свидетель напоминает, что в больнице Нейт делала заметки, и она морщится. Как и полусонные ночные открытия, гениальные мысли, заброшенные в Систему из больничной палаты, бывают очень разной ценности. Она бросает:
— Воспроизвести.
И слышит собственный голос, хриплый и решительный. Голос сообщает ей, что стол Хантер тот же, который стоял на кухне Кириакоса. К тому же Бекеле нарисовал акулу, затем купленную Кириакосом, — еще одна связь между нарративами по слову «гномон». Акулу, которая съела фондовую биржу. Нейт вдруг приходит в голову, что, по крайней мере, Бекеле может оказаться исторически существовавшим персонажем. Она заставляет себя отдать вслух распоряжение:
— Берихун Бекеле, биография и работы, сравнение с нарративом Дианы Хантер.
Стена обновляется, на ней появляется изображение величавого чернокожего старика, работающего над картиной. Врезка, зернистая пленочная фотография — и действительно, его кожа исчезает в равномерно-темном пятне, — он же, но молодой, красивый, в рубашке из вызывающе яркого оранжевого шелка.
—
— Нет.
Нейт нутром чует, что это кроличья нора, и воображает, как злорадствовала бы Хантер, узнай она, что инспектор, как Алиса, в нее провалилась. С другой стороны…
— Да, но не сейчас. Добавь в общий файл. Сообщи, если этот анализ получит высокую релевантность. А картина с акулой есть?
—