Гномы к нам на помощь не придут

— Да, на метле. Теперь четырьмя руками женщина могла делать многое из того, что раньше не успевала: очень быстро развешивала белье; ставила на огонь сразу две кастрюли; во время мытья полов поднимала и ставила на стол сразу четыре стула; одновременно купала двух детей; одновременно намыливала их двумя кусками мыла; одновременно вынимала их из ванны и одновременно оборачивала их в два полотенца. А утром в четверг перед работой ходила на рынок с четырьмя сумками: одна для овощей, одна для…

— Фруктов!

— Одна для рыбы и еще одна…

— Для галантереи, которую продает Махлуф!

— Верно, для галантерейных товаров Махлуфа. Но однажды, в точно такой же день, как сегодня — даже погода была такая же, — она почувствовала в животе два толчка и поняла, что у нее там сидят два ребеночка.

— Они были близнецы?

— Такие же, как мы?

— Да, такие же, как вы, два сына. Она была беременна и начала толстеть. С каждым днем она становилась все толще и толще, и в конце концов ей стало трудно двигаться. Хорошо еще, что у нее было четыре руки, чтобы заниматься домашними делами. Без четырех рук она бы ни за что все переделать не успела. Через девять месяцев она пошла в больницу, и у нее родились близнецы. Она принесла их домой, и хотя они были симпатичные, ей было…

— Ей было снова грустно!

— У нее не было сил!

— Да, у нее совершенно не было никаких сил. Потому что после рождения близнецов она не успевала переделать все даже четырьмя руками. И тогда она снова села и стала плакать. Плакала-плакала, и ее слезы вытекли…

— На улицу.

— Да, прямо на улицу.

— И тут колдунья пришла к ней опять. Правда, Эти, она пришла к ней опять? Только не показывай, как она смеется, ладно?

— А мне все равно. Я заткну уши и ничего не услышу.

— Ладно, не буду показывать, как она смеется. Только обещайте, что вы не будете изображать, как она летит на метле. Обещаете?

— Обещаем.

— Ну вот. Колдунья снова притворилась доброй женщиной, но теперь уже ей даже не пришлось много говорить. Как только женщина ее увидела, она сразу стала думать: «Что же мне ей отдать, чтобы она сделала мне еще две руки? Я ведь обязательно должна ей что-то отдать». Думала-думала и решила, что отдаст ей среднюю часть своего тела — живот, спину и все прочее. «У меня ведь все равно больше детей не будет, — подумала она, — вот пусть и забирает мой живот. Я ведь все равно по ночам больше не сплю, у меня бессонница, вот пусть и берет мою спину. А близнецов я могу кормить молоком из бутылочки, как делают все остальные, так что я могу обойтись и без… ну, в общем, без средней части тела». И вот у нее…

— Только пусть теперь я скажу, сколько у нее стало руков.

— Ну, сколько?

— Пять!

— Нет, не пять! Не пять!

— Ну, шесть, шесть. У нее стало шесть руков. Это все из-за тебя. Я просто боялся, что ты скажешь первым.

— Правильно, шесть. Только надо говорить не «руков», а «рук». В общем, теперь у женщины было шесть рук, но не было ни живота, ни спины. У нее осталось только сердце. И больше она не плакала. Теперь она могла держать обоих близнецов, давать им молоко из бутылочек, менять им обоим одновременно пеленки, и еще оставалось две руки, чтобы складывать белье и зашивать порвавшуюся одежду старших детей.

— Как нам, когда у нас штаны порвались.

— Из-за того, что мы на полу валялись.

— А когда близнецы засыпали, — сказала я, глядя на их наивные личики, которые ничего не подозревали и полностью мне доверяли, — и когда старшие дети тоже шли спать, она за десять минут перемывала все полы в доме тремя швабрами и тремя тряпками одновременно. Но недолго она радовалась…

— Что? Опять стала грустная?

— И опять начала плакать?

— Да. Снова стала плакать и вытирать слезы руками — всеми руками сразу, — но даже шести рук ей для этого не хватило. Потому что она посмотрела на себя в зеркало — в первый раз за все это время посмотрелась в зеркало, — и что же она там увидела?

— Увидела, что она страшная, да?

— Страшнющая такая, многорукая!

— Точно. Она увидела в зеркале, что она страшная, что у нее есть только голова, шесть рук и две ноги. Почти всю ночь она просидела на кровати и проплакала.

— И слезы вытекли на улицу.

— И снова пришла колдунья.

— Да, колдунья пришла опять, но на этот раз уже не притворялась доброй. Ей было плевать на то, что женщина плачет, и она не хотела возвращать ей то, что у нее забрала. «Если, — говорит, — ты не хочешь быть страшным чудовищем, какого еще никто никогда не видывал, тогда отдай мне свои ноги, а я тебе за это дам еще две руки, и ты превратишься в осьминога. Ну а что такое осьминог, знают все».

— А женщина спрашивает: «Осьминог? А кто это — осьминог?»

— Ты неправильно говоришь. Она должна бояться. Она должна сказать: «Какой еще такой осьминог?! Что это еще за осьминог такой?!»

— Верно, женщина не знала, что такое осьминог, и это слово ее напугало. Но колдунья объяснила ей, кто это, успокоила ее и показала ей фотографию осьминога.

— Такую же, какую ты показывала нам?

— Да, она у меня в кармане. Вот. Это осьминог. У него восемь рук.

— Смотри, что ты наделал! Ты ее порвал.