Гобелен

Когда Мадлен встала со скамьи и прошлась по лужайке, то заметила, что над дверью расцвела глициния, оправдав ожидания Лидии. Мадлен почувствовала, как ее охватывает удивительное умиротворение и она становится единым целым со временем и местом, словно оно впитало прошлое и каким-то непостижимым образом благословило будущее. Мадлен боялась дышать, чтобы не спугнуть его присутствие.

У задней двери она сняла босоножки, испачканные мягкой землей с берега канала, и вошла внутрь, ощущая босыми ногами прохладу плиток пола на кухне. Она открыла окна, словно приглашая в дом появившихся в саду духов.

Воздух все еще сохранял прохладу, хотя было уже почти четыре, и долгие часы, проведенные за рулем, давали о себе знать. Ей хотелось принять ванну и переодеться.

Но прежде всего необходимо было спрятать дневник. Когда Мадлен ехала в Англию, она не испытывала особого волнения, но постоянно помнила о своем бесценном грузе.

Пока ванна наполнялась, Мадлен вытащила шкатулку из сумки, где она лежала между маленькими подушечками, завернутая в ту самую шаль, которую ей дала Мэри Бродер. Мадлен отнесла шкатулку вниз и заперла ее в буфете, стоявшем в гостиной.

Лежа в ванне, куда она добавила лавандовую пену Лидии, Мадлен с облегчением поняла, что до сих пор испытывает удивительное ощущение, посетившее ее в саду. Хотя теперь оно стало уже знакомым, словно именно так она и должна была себя чувствовать. Ее обычная отстраненность куда-то исчезла. Быть может, все дело в том, что ей удалось разорвать невидимую нить, которая связывала ее с Питером, или то было эхо смеха Лидии? Или она наконец почувствовала всю полноту жизни?

Мадлен вышла из ванны, надела старые выцветшие джинсы и блузку без рукавов и позвонила Николасу.

Она услышала голос автоответчика:

— Привет, это Николас. Оставьте сообщение.

Мадлен испытала разочарование и облегчение одновременно. Наверное, так даже лучше.

— Это Мадлен. Спасибо за записку. Скоро поговорим.

Ее голос звучал спокойно, но она почувствовала возбуждение. Мадлен понимала, что это полнейшее безрассудство, а потому принялась себя ругать, пряча мобильный телефон. Возможно, ей следует относиться к жизни, как Роза, — если ничего не ждешь, то и не разочаруешься. Однако Роза призналась, что и в ее доспехах существует брешь. Оказывается, она до сих пор влюблена в профессора изящных искусств. Мадлен глубоко вздохнула, чувствуя, как понемногу начинает успокаиваться. Очевидно, нет неуязвимых людей, а потому нет ни малейшего смысла воздвигать стены — это только помешает близкому общению. В теории все казалось просто.

Мадлен подумала о Лидии и оглядела гостиную, где еще оставались вещи, которые она не убрала. Бронзовый заяц на каминной полке, три красивые акварели с сельскими пейзажами, стопка книг на полу возле полок. Прежде в комнате было слишком много вещей, теперь она стала свободной и какой-то другой.

Пыталась ли Лидия избегать близости с другими людьми? Мадлен не знала. Во время их последней встречи у нее не сложилось впечатления, что у матери возникли какие-то трудности, с которыми она борется. Пожалуй, Лидия стремилась наполнить свою жизнь любимой работой, а также общением с людьми. На похоронах и на собрании Исторического общества многие с любовью говорили о Лидии.

Когда Мадлен возвращалась из магазина, начало темнеть. И тут зазвонил ее мобильный телефон.

— Послушай, тебе нравится марокканская кухня? — Николас говорил небрежно, словно они виделись всего несколько дней назад.

— Я ем почти все, — ответила Мадлен, которая сразу напряглась, услышав Николаса.

— Отлично. Я ужасно проголодался. Ты не против, если я за тобой заеду — скажем, через полчаса?

— Хорошо.

Мадлен сразу же пошла наверх, в спальню, распаковала вещи и повесила на плечики платье, купленное в «Либерти». К счастью, материал не нуждался в глажке. Новые туфли лежали на самом дне чемодана.

Когда пришел Николас, она все еще не могла решить, какую сделать прическу. Мадлен уже дважды собирала волосы в пучок, а потом снова распускала. Да, пусть они останутся распущенными. Она бросила последний взгляд в большое зеркало. Платье сидело идеально, складки удивительно гладкой ткани элегантно окутывали талию и колени. Туфли прекрасно подходили по цвету к отделке ее шелкового платья.

Николас несколько мгновений ошеломленно стоял на крыльце, когда Мадлен распахнула дверь.

— Ты чудесно выглядишь, — сказал он, не успев войти в дом.

В холле он бросил на Мадлен еще один долгий взгляд, который ее слегка смутил. Может быть, платье слишком облегающее?

— Ты как-то изменилась, — наконец сказал он. — И дело не только в том, что на твоей коже превосходно смотрятся солнечные лучи.

Взгляд Николаса зарядил Мадлен такой энергией, что она не могла усидеть на месте. Она перешла в гостиную.

— Я взял такси, но можно дойти до ресторана пешком, — сказал он, последовав за Мадлен.

Он огляделся по сторонам, пока Мадлен тушила свет и накидывала на плечи легкую шаль.

— Да и дом сегодня выглядит иначе, — задумчиво добавил Николас. — Я бы сказал, что она его покинула. А ты как думаешь?