– Как же так? А я блинчиков напекла, твоих любимых!
– Хорошо, заверни мне с собой. Только немного.
Анна Семеновна посмотрела на сына с укоризной:
– Женечка, по-моему, ты снова стал плохо кушать. Совсем исхудал со своей работой. Тебя что, твоя Люся совсем не кормит?
– Мам, я ведь на самом деле горю! – поморщился Крутов, не желая развивать тему еды и Люси.
– Сейчас-сейчас, несу, – засуетилась Анна Семеновна. Шаркая шлепанцами, она прошла в соседнюю комнату и вскоре вернулась, неся на плечиках ослепительно-белую отутюженную рубашку. – Вот, одевайся.
– И как это у тебя получается? – искренне удивился Женя. – Я вроде бы и с «Тайдом» рекламным пробую, и с чертом в ступе – но все равно, как у тебя, не выходит.
Мать буквально вся засветилась от гордости и счастья:
– А потому, что это за стирка, на машинке-то? Я вот всю жизнь руками стираю. Опять же – крахмалить обязательно! Погоди-ка… – Сияние на лице резко сменилось выражением озабоченности. – Что значит у тебя не получается? Так ты что, еще и рубашки сам стираешь? А Люся твоя чем тогда вообще занимается?!
– Я не хотел тебе говорить, но… Короче, у тебя устарелая информация. Мы с Люсей расстались, – ровным голосом произнес Крутов, понимая, что лучше всего будет закрыть эту тему раз и навсегда.
– Когда? Почему?! – всплеснула руками Анна Семеновна.
– Когда? А дней через десять после ее вселения. Почему? – Женя пожал плечами. – Наверное, я пока еще не дозрел до семейной жизни.
Конечно, в данном случае он лукавил. Никакой совместной жизни с девушкой Люсей строить он не собирался и позволил ей на некоторое время разделить свой холостяцкий быт исключительно в целях гормональной поддержки. Так же как это раньше было с Кариной, а до этого – с еще одной блондинкой, имя которой он уже подзабыл. Так вышло, что однажды Женя опрометчиво забыл у матери ключи от своей квартиры на Бородинской. И Анна Семеновна, найдя их, решила сделать сыну сюрприз и отправилась туда, дабы к его возвращению навести порядок и наготовить всяких вкусностей. В итоге сюрприз получила она сама в виде застигнутой в квартире, мирно отсыпающейся после бурной ночи полуголой Люси. Дабы не огорчать мать, пришлось тогда спешно выдать легкомысленную барышню за потенциальную невесту.
– Женечка, ну как же так! Ведь она… Ведь между вами…
– Всё, мать, тема закрыта!
Но Анна Семеновна не собиралась закрывать тему, вознамерившись всерьез заняться воспитанием непутевого сына. Которого от этой мучительной процедуры спас очень вовремя заголосивший мобильник.
– На приеме! Слушаю тебя, Андрей.
– Женька! Ты уже выехал в Северо-Заднее?[46]
– Вот прямо сейчас выхожу.
– Слушай, отложи пока эту тему, ладно?
– А что случилось?
– Да тут у нас одна военно-морская история нарисовалась. А мне и послать некого.
– Понятно. Как послать, так сразу меня. А что за история?
– Десять минут назад позвонили из Василеостровского РУВД. Там у них сейчас находится наш клиент, Чибисов. Помнишь такого?
– Это взбалмошный такой дед, свидетель по делу наркопритона на Приморском?
– Он самый. Деду глубоко за семьдесят, но в заднице у него до сих пор горят пионерские костры. Короче, этой ночью он порезал какого-то молодого парня.
– В каком смысле «порезал»? – удивился Крутов.
– В прямом! Финкой! После чего явился с повинной.
– Ни хрена себе ириска!
– О чем и толкую. Короче, Женька, ты не мог бы сейчас подскочить до Василеостровского и узнать, в чем там дело? А то у меня совещание в прокуратуре, будь она неладна, начинается. Боюсь, пока оно завершится, упекут, чего доброго, деда нашего в изолятор.
– Хорошо, съезжу. Мне даже самому любопытно стало.
– Когда воткнешься там, что к чему, по возможности сразу дай знать.
– Лады. – Женя убрал трубку и, весело глянув на Анну Семеновну, произнес с явным облегчением: – Всё, мам, извини, но очередную лекцию, посвященную воспитанию непутевых сыновей, придется отложить до следующего раза. Сама слышала, тревога у меня тревожная. Вот только блинчиков ты мне все-таки заверни.
Разметавшееся посредине гигантского сексодрома густо покрытое подшерстком рыхловатое тело с непропорционально короткими ногами являло собой зрелище малосимпатичное. Впрочем, как говорится, на вкус и цвет партнера нет.
День уже давно перевалил за середину, а Анзори Паатович все еще пребывал в близком к коматозному тревожном сне. В этом сне закованные в латы рыцари, радостно гогоча, пускали в его сторону черные стрелы, уворачиваясь от которых, Гурцелая сломя голову несся в сторону спасительного, как ему казалось, обрывистого берега реки. Однако на самом краю выяснилось, что и никакая это и не река вовсе, а бездонная лифтовая шахта. Настигаемый всадниками Анзори Паатович застонал в бессилии, обреченно сиганул вниз и… перевернувшись на другой бок, задал жалостливого храпака.
В спальню вошла медсестра, а по совместительству эскорт-модель Вика. Раздвинув шторы, она подсела к поскуливающему во сне, осточертевшему ей по самое «не могу» папику и настойчиво потрясла его за мохнатое плечо:
– Э-эй, соня, просыпайся! Слышишь? Встава-ай!